Александр Субботин - Белоручка

Губернская администрация, оказавшись вдруг владельцем Дома пролетариата, пришла в замешательство и долгое время не знала, как использовать этот актив. Сперва там проходили небольшие концерты для служащих, поводом для которых был или День города, или День работника жилищно-коммунального хозяйства, или другой знаменательный день, и главным гвоздём программы там являлись вокальные номера «для тех, кому за». Но вскоре к служащим губернской администрации примкнули работники государственных предприятий, школ, больниц и прочих учреждений, у которых не было своих зданий, но которым тоже хотелось провести культмассовое мероприятие. Особенно в знаменательные дни. Здесь выступали гастролирующие артисты средней руки, устраивали свои выставки филателисты и проводили конкурсы любители кошек и прочей домашней живности. Таким образом, Дом пролетариата вновь стал патриархальным культурным центром. Правда, в этот раз дому решили не давать никакого названия, а просто оставили адрес: Театральная, д. 2. В свободное же от концертов и других увеселительных мероприятий (вроде балов местного кадетского училища) время Дом пролетариата простаивал в бездействии, и лишь иногда в нём проводились выездные совещания, для чего здесь был приспособлен один из залов, отремонтированный, как и всё в этом здании, после предыдущего хозяина.

Зал для совещаний, в которым господином Капризовым и была назначена встреча с необходимыми ему людьми, представлял собой довольно уютную комнату с тремя большими окнами, красным синтетическим ковром, прямоугольным столом и экраном для проектора на стене. К залу примыкал небольшой кабинет для организаторов встречи, где они могли подготовиться к мероприятию, для чего там имелась разнообразная оргтехника, шкафы, всякая мелочь вроде прозрачных пластмассовых подставок под имена и сам проектор, который надёжно прятали после каждой презентации.

Когда господин Капризов с Меркуловым вошли в Дом пролетариата, никого из приглашённых ещё не было. До начала оставалось тридцать минут, и этого времени хватило ровно на то, чтобы всё окончательно организовать.

Меркулов расставил на столе таблички с именами, согласно им разложил папки, принёс воду, и всё сделал, надо отметить, очень ловко и быстро.

Господин Капризов же налил себе чая и уселся в кабинете. Ему вдруг стало страшно, его начали одолевать сомнения. Он понимал, что именно теперь, в этот день и в этот час, он начинает свой путь, который или приведёт его к триумфу, или же поставит крест не только на карьере, но и на всей его жизни. В голове у него даже проскользнула предательская мысль, что, может быть, следует всё отменить или хотя бы перенести самое главное на потом, а теперь только присмотреться, познакомиться с обстановкой. Ведь люди, которые придут этим утром на встречу с ним, ох как ненадёжны. Сволочь, одним словом, а не люди. И им он должен довериться. С другой стороны, кому же, как не им, в таком деле и довериться? Только им, только на них вся надежда и только на них можно опереться.

«Главное, держать себя строго и спокойно, – думал Дмитрий Кириллович. – Они тогда признают. И появиться надо как-нибудь эффектно. Они это любят. Да. Непременно эффектно. Чтобы как-нибудь так: я выхожу из двери, а они уже все сидят и ждут меня. Трепещут. Надеются. Но, чёрт возьми, как я могу это сделать? То ли дело если бы написать да разложить им листы, а самому сидеть и смотреть. Впрочем, ладно. Теперь уже ничего не воротишь!»

Тут взгляд господина Капризова упал на объёмный портфель, который он принёс с собой и который лежал рядом на стуле.

«Не воротишь, – повторил он про себя. – Да и зачем воротить? Ради этого всё и затевалось, ради сегодняшнего дня я терпел. А сейчас осталась лишь малость. И как странно: и мало осталось, и много одновременно. Малость – выйти и начать, но так много предстоит сделать, если всё выйдет хорошо. И много, и мало… Кажется, я слишком много думаю. Это нехорошо. Перегорю сейчас и выйду совсем варёный. Мне будет всё равно, разумеется, но они почувствуют. Эта сволочь хоть и сволочь, но всё чувствует… И не надо её сволочью-то называть! Уверю себя, что они такие, да и оброню прямо перед ними это слово… Впрочем, это даже хорошо, если оброню. Даже, может быть, надо им об этом сказать, чтоб знали, что я понимаю, кто они такие. И что они вот у меня где будут!»

Капризов сжал свою белую чистую руку в кулак.

«Хотя где они у меня будут?! – с досадой прервал он сам себя. – О чём это я думаю-то? Какая глупость! Эх, пропадай всё зазря!.. Впрочем, стоп, стоп! Надо прекратить об этом думать. Надо не думать вообще. Надо, если я уже и остановиться не могу, подумать о чём-нибудь другом. Скажем, о Москве, о доме. Или же… Ох, но что же я всё думаю-то? Чаю, чаю горячего надо попить и успокоиться… А где Меркулов? Наверное, курить побежал. А время уже без пятнадцати… А если они не придут?! Возьмут да и плюнут? Вот позор будет! Да нет, нет же. Забыл! Они же просили ещё кому-то прислать приглашения. Списки дополнительные подавали. Наоборот, больше будет. Хорошо, что они попросили приглашения прислать, а то бы не пустил бы. Без папочки-то! Хе-хе-хе! На всех папочка своя есть. Да, на всех!»