Николай Омелин - Разбойничья Слуда. Книга 3. Отражение

– Скажи, чтобы все садились в автобус.

– А это? – она подняла листок с записью его речи.

– Дай-ка сюда, – Гмырин забрал у нее бумагу и сделал несколько шагов в сторону краснолицего лет пятидесяти с огромными черными усами капитана.

Ниночка быстро перевела на английский приказ начальника и тоже подалась вперед. Капитан выслушал перевод и наигранно улыбнулся. Затем громко произнес что-то нечленораздельное, и матросы еще выше задрали головы, вытягиваясь в струнку. Окинув их взглядом, он взглянул в сторону руководителя советской делегации и, приложив руку к фуражке, шагнул ему навстречу.

Остановившись в шаге от Гмырина, капитан громко, почти срываясь на фальцет, что-то прокричал.

– Он счастлив побывать на нашей северной земле, – проговорила Ниночка. – И рад провести сегодняшний день с нами.

Сергей Аркадьевич мило расплылся в улыбке и, подойдя к «усатому», пожал тому руку. «Ах, ты рыжый таракан, – подумал он, беря того под руку. – Рад он. А сам, небось, еще совсем недавно готов был нас утопить в море крови».

Вслух же любезно произнес:

– Прошу вас…

– Господин, – угадав причину замешательства, подсказала Зельцер.

– Прошу вас, господин капитан, отобедать с нами, – продолжил говорить Сергей Аркадьевич. – Мы с вами немного побеседуем, после чего все вместе направимся в наш лучший ресторан северной кухни. А потом, конечно же, я лично покажу вам наш город. Ну, а сейчас вся ваша делегация может сразу отправится на небольшую экскурсию после чего присоединится к нам к обеду, – не обращая внимания на перевод Зельцер и пытаясь увлечь усатого капитана за собой.

Однако тот приветливо улыбаясь, невозмутимо остался стоять на месте. Слегка повернув голову в сторону стоящих на вытяжку матросов, «таракан» произнес несколько слов, после чего не сопротивляясь, пошел рядом с Гмыриным. Следом за ними потянулись и остальные граждане советской делегации.

Павел видел, как Дымов подошел к автобусу и насторожился. «Неужели мое везенье закончилось? – подумал он и отвернулся от окна». К тому времени все матросы уже расселись на сиденьях, специально замененных по такому случаю на новые и мягкие. Дверь в салон еще была открыта, но водитель уже запустил двигатель. Микола слегка запыхавшись, скользнул взглядом по окнам и подошел к двери. Заглянув в салон, он тронул за рукав сидевшего тут же Петренко.

– Слушай, Петрович, – проговорил Дымов. – Я, может, не поеду с вами? Умотаюсь за день, а мне сегодня всю ночь дежурить. Матросики иностранные не нашенские оболтусы. Сидят спокойно и в окошки поглядывают. Вы тут и без меня управитесь. Честное слово уже сил нет, – он с надеждой посмотрел на старшего милиционера.

– Ладно, только дома будь. Мало ли что. А то Нифанина тоже отпустил в прошлый раз, а он на рыбалку ушел, – услышал Павел голос Петренко.

– Так дома. Где же, как не дома, – обрадовано ответил Микола. – Высплюсь хоть, а то ноги уже не держат совсем.

– Ты, кажись, на Поморской же теперь живешь? И ничего не сказал.

– На Поморской, на Поморской, – согласно закивал Дымов. – Не успел еще сказать.

Он сделал несколько шагов от автобуса, затем повернулся и крикнул:

– Дом прямо напротив нашей «стекляшки».

«Есть Бог на свете, – подумал Павел, видя, как Дымов отходит от автобуса. – Миколу нашел и адрес узнал. Не зря меня маменька везунчиком в детстве звала». Он откинулся на сиденье и приготовился рассматривать город. Дверь громко хлопнула, и автобус не спеша покатил по булыжной мостовой.

***

До дежурства оставалось еще полчаса и Микола, лежа на оттоманке, пребывал в сладостной полудреме. Ему удалось хорошо отдохнуть и даже недолго поспать, но вставать все равно не хотелось. Закинув руки за голову, он вытянулся во весь рост и вспоминал вчерашний визит соседки Граньки. То, что соль была лишь предлогом, он понял еще вчера. Однако, при всем желании должного внимания уделить не мог. Работа, как всегда помешала его холостяцкой жизни. Решив, что нужно в ближайшие дни исправить оплошность и навестить Граньку, он довольно ухмыльнулся.

Микола оставил в покое соседку и открыл глаза, когда понял, что в дверь стучат. По тому, как никто вслед за стуком не вошел в дом, для него означало, что стоящий за дверью, пришел к нему впервые. Все, кто знал Дымова, знали и то, что тот дверей даже на ночь не запирал, потому как не любил открывать. И знакомые, зная о такой причуде хозяина, входили в дом без излишних церемоний: сам постучал, сам открыл дверь и вошел.