Олег Механик - Эффект побочки

Мимо! Во время очередного «экспа» в Батуми он тоже промахнулся. Последствия? Скрюченная, засохшая и вечно ноющая левая рука.

– Э-эй, ты чё делаешь! – заорал рыжебородый под аккомпанемент визга девки. Очнувшиеся амбалы решительно направились к его кровати.

– Стоять! – скомандовал он. От гортанного баса зазвенели стёкла. Он гремел, висел в разряженном воздухе, как над Красной Площадью во время парада.

Амбалы застыли в двух шагах от его кровати. Внезапно он понял, что эти парни из батальона его охраны и сейчас просто ждут его распоряжений.

– Этого доставить на Лубянку! – ткнул он пальцем в рыжебородого. – Прямо к Абакумову. Я лично буду следить за ходом дела! Хотя-я…

Это же просто сон. Зачем здесь лишние формальности.

Он сделал небрежный взмах ладошкой.

– Расстрелять! Только выведите отсюда…да, и этих всех тоже.

Парни не сдвинулись с места, и продолжали переглядываться между собой. Уголки их ртов дрожали от скрываемых усмешек. Вождь осознал, что ошибся. Это не его охрана. Они подчиняются рыжебородому, а это ни кто иной как Каменев, почему то раздавшийся в плечах. Видимо, он думает, что таким может его напугать. Вот он, сукин сын, стоит и чему то улыбается.

– Иосиф Виссарионыч? Добро пожаловать! – бородатый раскрыл ладони, словно встретил старого знакомого.

– Да как ты смееш появляться здесь! Ты-ы…продажная проститутка! – взревел Вождь.

Рыжебородый на мгновение покосился на девчонку, видимо думая, что эти слова были адресованы ей.

– Я тэбя лично придушу, вот этими вот руками…

Вождь поднялся с кровати, и ему почему то показалось, что он намного выше своего роста. Тем лучше. Он сделал два шага в сторону рыжебородого, но один амбал шагнул навстречу и схватил его за руки. В попытке вырваться, он ощутил невероятную силу, сжимающую его предплечья. Второй подбежал сбоку и они уже вдвоём завалили упирающегося Вождя на кушетку.

– Где Власик! Охрана-а! Чэ-эрти! – орал неистово брыкающийся Вождь, но невероятная сила вжимала его в кровать. Последний раз его так бесцеремонно тискали ещё в двенадцатом, парни из царской охранки. – Чэ-эрти! Вы за это ответите!

Он стал закашливаться, давиться своим же криком и шипел уже осипшим голосом:

– Лавре-ентий, Вла-асик, охра-ана…

Параллельно с теряющими силу возгласами, в возбуждённых мозгах Вождя прокручивались варианты произошедшего с ним.

А что, если это не сон? Диверсия?! Переворот?! Его упекли в госпиталь, чтобы зарезать как Фрунзе? Но кто? Лавр? Молотов? Хрущёв?

Нет! Эти не могли, кишка у них тонка. Они прекрасно знают, что не стоит об этом даже задумываться . Если даже кому-нибудь из них и залетит в голову такая мысль, то нужно её немедленно гнать оттуда поганой метлой, потому что он может прочитать её по глазам. Сейчас он осторожен как никогда. Даже в тридцать седьмом он не был настолько подозрительным. Осторожность, предусмотрительность, недоверие – три конька, которые уже столько лет позволяют ему находиться на пике формы.

Так неужели он утратил форму? Где он? Что это за люди, которые не только имеют смелость касаться Вождя, но и привязывать его к кровати?

Цепочка умозаключений привела его к тому, что это всё таки сон. Но если это даже и сон, то сон очень реалистичный, недобрый, нехороший. Если это сон, то нужно покинуть его как можно скорее.

– А ну развяжи меня сволоч! – захрипел он, обращаясь к бородатому.

– Только после того, как вы успокоитесь, Иосиф Виссарионович. А пока Анечка вколет вам релашечки.

Из-за спины бородатого тут же появилась девчонка. Она закатала рукав пижамы на привязанной к кровати руке, быстро натёрла её мокрой ваткой, а потом достала из кармана что-то похожее на американскую шариковую ручку. Только почувствовав жжение в запястье, Вождь понял, что это не что иное, как шприц. Очень странный шприц, будто сделанный не из стекла, а из пластика.

Он прекратил дёргаться и кричать, осознав, что дело это бесполезное. Чтобы покинуть этот сон, нужно успокоиться и уснуть.

Тяжесть в голове сменялась приятной воздушностью, перетянутые струны нервов начали ослабевать. Вождю стало хорошо и спокойно, словно он погрузился в финскую горячую ванну, наполненную мыльной пеной. Он понял, что здесь ему ничего не грозит, что это всего лишь сон и не нужно относиться к нему так серьёзно.

– Ну что ты улыбаешься, Лёва? Ты уже давно умер и тебя обглодали чэрви, – пропел он, блаженно улыбаясь.

– Тебя тоже, Иосиф! – Довольно нагло и фамильярно ответил бородатый, зеркально копируя его улыбку. – Пока ты не уснул, хочу донести до тебя важную информацию. Во-первых, никакой я не Лёва. Я заместитель главного врача Н-го медицинского института, Иван Семёнович Долин. Во-вторых: сейчас две тысячи двадцать первый год. Вслушайся в эту цифру: две ты-ся-чи два-дцать пе-рвый! Ты, все твои соратники и преемники, давно уже в могилах. Кстати, если тебе это интересно: Лаврушку грохнули, как врага народа сразу же после твоей смерти, а умер ты в пятьдесят третьем. Был переворот, который возглавил Хрущ, а исполнил Жуков. Хрущ стал генеральным, он же дал старт разоблачениям всех твоих злодеяний, так что уже через год после смерти, ты перестал быть богоподобным. Иконы с твоим ликом поснимали со стен кабинетов и домов, а тело вынесли из Мавзолея, где ты лежал вместе со своим коллегой.