Глеб Голубев - След Золотого Оленя. Повесть

— Акселерация, — глубокомысленно заметил по этому поводу дядя Костя. — Наглядный пример совершенствования человеческого рода. Не только продолжительность жизни увеличилась, но и объем черепа. Читал в журнале «Здоровье».

Рядом со шлемом лежал боевой щит — вернее, лишь его железная оковка, украшенная в центре золотой маской какого-то свирепого божества, призванной устрашать и отпугивать врагов, и фигурками стремительно скачущих, словно летящих, шести оленей по краям. На щите оказалось немало вмятин. Видимо, он прикрывал своего хозяина во многих битвах. В центре щит был пробит насквозь, так что лицо изображенной на нем богини исказилось. Казалось, она широко открыла рот в последнем вскрике гнева и боли.

— Странно, — пожимая плечами и покачивая головой, вопрошал Казанский, сидя на корточках возле скелетов. — Такое впечатление, что они умерли одновременно, потому и похоронили их вместе. И мужик этот погиб явно не от старости. Что с ними случилось?

На этот вопрос мы вскоре получили обстоятельный ответ. Его дала судебно-медицинская экспертиза, проведенная спустя двадцать пять веков после событий. Жизнь, как нередко бывает, сочинила историю куда более романтичную и драматичную, чем мы гадали у костра. Но не стану забегать вперед.

Женское погребение оказалось еще богаче, тут была похоронена, видимо, жена вождя, не простая наложница. Голову ее украшала высокая коническая шапочка, вероятно, кожаная, сплошь обшитая золотыми бляшками и пластинками. Кожа истлела, но бляшки хорошо передавали форму убора. На лбу хорошо сохранилась золотая лента с растительным орнаментом.

Золотыми бляшками был усыпан и весь скелет. Мы насчитали их шестьдесят восемь. На тех, что покрупнее, квадратной формы, было вытеснено изображение какой-то богини и стоящего перед нею на коленях воина. На овальных бляшках поменьше, всего в два-три сантиметра длиной, были изображены различные животные, особенно часто крошечные олени.

— Явное пристрастие к оленям, видимо, отнюдь не случайно, — сказал Олег Антонович, в какой уже раз внимательно изучая украшения в лупу. — Присмотритесь получше. Теперь оленей у нас набралось много — и всяких размеров, можно их сравнивать. Совершенно очевидно: все они схожи между собой. У всех летящая поза, рога типично оленьи, хотя и стилизованные. Но морда у всех с горбинкой, и толстые лосиные губы. Сочетание несколько странноватое, но явно не случайное. Своего рода герб племени, а? — посмотрел он на меня. — Вероятно, художник взял за основу изображение лося, служившего, вполне возможно, еще родовым тотемом у предков, обитавших тут, на границе лесостепи издавна, и придал ему черты благородного оленя — нового божества, завезенного сюда скифами. Так что, пожалуй, и эти олени действительно подтверждают: племя было коренным, местным и вошло на равных в скифский союз. Во всяком случае, есть о чем поразмыслить…

Взяв в руки фотографию Золотого Оленя, лежавшую на столе, он задумчиво произнес, окутываясь облачком ароматного дыма, вырвавшегося из трубки:

— И ведь все началось с этого красавца. А где подлинник, мы так и не знаем. — Помолчав, Олег Антонович добавил: — И ведь действительно есть у него сходство с барельефами Покрова-на-Нерли. Верно Караев подметил, глазастый. А еще больше, пожалуй, у этих маленьких оленят, что на бляшках. Где у тебя папка?

Я подал ему папку, где хранил отдельно фотографии тех найденных нами украшений, какие хоть отдаленно походили на фигурки зверей, которыми спустя две тысячи лет русские мастера украсили белокаменные стены храма, стоящего далеко на севере, среди владимирских лесов на берегу задумчивой Нерли.

— Смотри, и эти ползущие на брюхе львы явно схожи, — продолжал восхищаться Казанский. — А этот олень, которого терзает грифон с орлиной головой? Ей-богу, у него даже морда чуть-чуть лосиная, как у наших оленей! И даже манера подчеркивать резкими насечками мускулатуру прыгающих животных та же, что и у нашего мастера.

Да, сходство между изображениями зверей, разделенными между собой тысячами километров и веками, было несомненным. Видимо, именно отсюда, где нам посчастливилось вслед за покойным Смирновым раскопать курган самобытного скифского племени, мастера которого отличались таким умением создавать замечательные украшения в зверином стиле, их чудесные творения и отправились странствовать по белу свету. Ими восхищались художники — торевты других племен, копировали эти украшения, передавая их друг другу, как эстафету, через расстояния и века. Конечно, связь была очень сложной, требующей еще длительного изучения. Но уже явно прослеживалась ощутимая ниточка, протянувшаяся из глубин древности до наших дней. Думая об этом, я снова ощутил волнующее чувство неразрывной связи времен.