Пола Хокинс: Тлеющий огонь

– Папа? Ты не мог бы выключить громкую связь?

– Милая, я…

– Серьезно, ты можешь выключить громкую связь? Я не хочу слышать ее голос, мне сразу хочется устроить пожар…

– Ну что ты, Лора, перестань…

– Ладно, забудь об этом, папа, все это не важно.

– Ты уверена?

Нет, нет и нет, ни черта я не уверена.

– Да, конечно. Я в порядке. Со мной все хорошо.

По пути в спальню Лора наступила на куртку, которую бросила в коридоре, когда спешила в ванную. Наклонилась и подняла ее. Один рукав был разорван, часы Дэниела по-прежнему лежали в кармане. Она вынула их и, перевернув, надела на запястье. Туалетная бумага вокруг предплечья пропиталась кровью, а рука тихонько пульсировала, отзываясь на выброс крови из раны. Голова у нее закружилась. В ванной часы соскользнули с запястья и упали в раковину. Лора разорвала бумагу, сбросила на пол полотенце и забралась обратно под душ.

С помощью ножниц она старалась убрать грязь из-под ногтей и смотрела, как стекавшая вода становилась розовой от крови. Она закрыла глаза. В голове звучал вопрос Дэниела: Что с тобой? , а еще слова Дейдры: Нет, Филип, у нас игра в бридж , – и ее собственные: Все сжечь! Сжечь! Сжечь… сжечь… сжечь…

Каждое второе воскресенье Мириам чистила туалет. Ей приходилось вытаскивать бак (на удивление, неприятно тяжелый) из маленького клозета в задней части баржи, нести его через каюту, а потом еще целых сто ярдов по тропе до основного накопителя, в который его следовало опорожнить, после чего ополоснуть, чтобы удалить все, что осталось. Это было одним из самых существенных неудобств жизни в плавучем доме, и она старалась разделаться с этим пораньше, пока рядом никого не было. Нести бак с дерьмом на глазах у незнакомцев, собачников и бегунов было очень унизительно.

Мириам вышла на заднюю палубу, чтобы проверить, нет ли на тропе людей или других препятствий в виде брошенных велосипедов или бутылок (люди могут вести себя крайне антисоциально, особенно поздним вечером в субботу). Утро было ясное, слишком свежее для марта, хотя белые бутоны на глянцевых молодых ветвях платана и березы намекали на весну.

Март выдался холодным, и ее удивило, что двери каюты соседнего плавучего дома были открыты так же, как и накануне вечером. Это показалось ей странным. К тому же она хотела поговорить с жившим в нем молодым человеком о нарушении сроков швартовки. Он занимал причал целых шестнадцать дней, на два полных дня дольше, чем имел право, и она собиралась посоветовать ему подыскать себе другое место. Вообще-то это было не ее дело и не входило в круг ее обязанностей, но она, в отличие от большинства других людей, жила здесь постоянно, и это наполняло ее чувством особой ответственности.

Как бы то ни было, именно так Мириам объяснила инспектору Баркеру свое решение заглянуть в каюту пришвартованного рядом плавучего дома, когда он спросил ее об этом. Детектив сидел напротив нее сгорбившись и почти упираясь коленями в колени Мириам. Каюта плавучего дома – не самое удобное место для высокого человека, а инспектор был очень высоким мужчиной, с головой, похожей на бильярдный шар. На его лице была написана досада, как если бы он рассчитывал провести день, занимаясь чем-то приятным, например сходить с детьми в парк, а вместо этого вынужден был сидеть с ней, и ему это не нравилось.

– Вы что-нибудь трогали? – поинтересовался он.

Трогала ли она? Мириам закрыла глаза и представила, как осторожно стучит в окно бело-голубой баржи и ждет ответной реакции – голоса или подергивания занавески. Ничего не дождавшись, она наклонилась, чтобы заглянуть в каюту, но из-за сетчатой занавески и осевшей на стекле многолетней городской и речной грязи ничего не увидела. Она постучала еще раз и, не получив ответа, перебралась на заднюю палубу и громко спросила: Эй! Есть кто-нибудь дома?

Затем очень осторожно приоткрыла дверь каюты и сразу почувствовала какой-то запах – железа, мяса, чего-то, пробуждающего ощущение голода. Эй? Распахнув дверь полностью, она спустилась по паре ступенек в каюту, и от увиденного слова застряли у нее в горле: мальчик – вообще-то не мальчик, а молодой человек – лежал на полу. Все вокруг залито кровью, а на горле вырезан широкий смайлик.

Мириам вспомнила, как пошатнулась, прикрыла рот рукой и замерла. Почувствовав головокружение, наклонилась вперед, протянула руку и ухватилась за стойку. О боже!

– Я коснулась стойки, – сказала она детективу. – Мне кажется, я держалась за нее, как раз там, с левой стороны, при входе в каюту. Я увидела его и подумала… ну, я почувствовала… меня затошнило. – Она покраснела. – Но тогда меня не вырвало. А вот снаружи… Мне жаль, что я…