Ольга Гладышева - Кыштымский карлик, или Как страус родил перепелку

– Да пусть считает что хочет, тем более я подозреваю, что считает не он, а люди из его команды, – сказал Джири. – Ему проще руководить толковыми ребятами, чем сделать что-то самому.

Это была чистая правда. Считать Семен Аршавирович мог только на счетах, которыми пользовались продавцы гастрономов, да на логарифмической линейке. Ему было стыдно признаться, но он не смог освоить не только компьютер, но даже и калькулятор. Последний постоянно над ним издевался и выдавал заведомо неправильные результаты. Стоит ли уточнять, что это был не конкретный калькулятор, а калькулятор как класс – в те годы были такие отдельные узкоспециализированные гаджеты.

Нельзя сказать, что господин Муа остался доволен исполнителем, найденным Джири, однако альтернативы не было, и после долгих колебаний и уговоров господин Муа и Джири все-таки заключили между собой договор, в результате которого Агекян получил билет на поезд и деньги на проезд и проживание. Ему в общих словах обрисовали задачу поисков и сообщили место явки. На работе Семен Аршавирович взял краткосрочный отпуск на похороны своей любимой армянской бабушки. Когда же ему в отделе кадров напомнили, что его бабушка умерла уже лет десять назад, Агекян не растерялся и объяснил, что речь идет о ее родной сестре, которая в годы его детства была его любимой бабушкой, и подкрепил свои слова шоколадкой и слащавой, как видели окружающие, и неотразимой, как полагал он, улыбкой. Шоколадки были всегда его основным аргументом в разговорах с секретаршами, которых он по жизни побаивался, всегда перед ними заискивал и голос на них никогда не повышал, орать он предпочитал на своих сотрудников.

Нет ничего более безнадежного, чем пытаться дать прогноз погоды в Санкт-Петербурге хотя бы на пару месяцев вперед, поскольку стабильностью и предсказуемостью погода здесь не отличается. Два года в городе не было ни зимы, ни лета, ни солнца, одни хмурые набрякшие слезливые тучи. Город выглядел обиженно и уныло, отражаясь в реках и лужах сотней оттенков серого.

В летнюю пору, когда Москва неделями плавилась под лучами испепеляющего солнца и жара растекалась изнуряющими волнами на всем пространстве России от Волги до Сибири, в Питере люди продолжали ходить в курточках и под зонтиками. Теплые или просто солнечные дни старательно обходили северную столицу. Летящие из Европы облака наполнялись влагой Балтийского моря и сбрасывали ее на город, словно их, как разбухшую от влаги тряпку, кто-то выжимал. Именно тогда среди жителей возникла поговорка: «Выходя из дома, ты можешь надеть джинсы или даже шорты, но все-таки не забудь курточку, а лучше пуховичок».

Зимой ситуация была еще более странная. Например, на рождественские каникулы в Твери, что южнее Питера, машины замерзали за считаные минуты коротких остановок. В Архангельске, что существенно севернее, также стоял крещенский дубак в минус сорок градусов и все каникулы студенты грелись по домам, опасаясь высунуть нос на улицу. А в это время в Питере январь был вполне комфортный, с легким десятиградусным морозцем, правда, пока еще без снега.

Ради справедливости следует отметить, что и беды обходили город стороной. Ветра хоть и считались порой штормовыми, были вполне привычными, наводнения стали ручными и редко где вода выползала на газоны набережных. Торфяные пожары не затягивали улицы дымом, как в недавнем прошлом, когда, стоя у Дворцового моста, экскурсовод показывала туристам направление рукой: «Вот там находится здание Биржи, а немного правее при более благоприятных условиях вы могли бы видеть Заячий остров со шпилем Петропавловского собора». Складывалось ощущение, что город окружен своеобразной защитной стеной, создающей внутри микроклимат, благоприятный для жителей замшелых болот. Ясные дни случались настолько редко, что питерские детишки начали пугаться собственных теней, когда солнце вдруг выглядывало из-за туч.

Эта странная ситуация внезапно кардинально переменилась, словно в небесную канцелярию пришел новый главный управитель. Солнце вылезло на всеобщее обозрение и не спешило укутываться облаками даже тогда, когда синоптики предсказывали полную облачность и сплошной дождь. Феерически теплый май сменился солнечным июнем, и город наконец-то расцвел яркими красками лета. Нева и Финский залив снова засияли глубоким синим цветом, и по волнам заплясали слепящие глаза солнечные искры, листва и трава вызывающе зазеленели, и даже потрепанные перестройкой дома приобрели свойственную им столичную величественность.