Анатолий Cарычев - Артефакты Махмуда – Пахлавона

Она была застелена чистым, не новым, но очень приличным и не застиранным бельем, а сверху лежало аккуратно расправленное новое толстое шерстяное одеяло, в желтом пододеяльнике.

– В такую кровать, грех таким грязным как я, ложиться! – громко заявил Денис, ища глазами какую-нибудь емкость, в которой можно было бы согреть воду.

Рядом с дверью обнаружились две двухлитровые кружки, сделанные из оцинкованного металла и оцинкованное, же, не первой свежести ведро и темно-зеленый, медный таз.

Ведро для испражнений, по-прежнему, стояло в темном углу.

– Вот если бы у нас был кипяток, как в первой и третьих палатах, для партийных и советских работников, так я бы чай сделал! – мечтательно заявил Угреватый, вынимая из своего пакета маленький фарфоровый чайник, расписанный синими полосами.

– Можно попробовать сделать кипятильник из двух бритвенных лезвий, – предложил Денис Никифорович, вынимая из кармана халата первый кусок электрического провода с вилкой.

– Лезвия я тебе дам! – моментально заинтересовался Блатной, вынимая из тумбочки пачку лезвий «Балтика».

– Лезвия какие нужны: старые или новые? – уточнил Блатной, держа пачку лезвий на ладони.

– Все равно! Только еще спички нужны! -потребовал Денис Никифорович, делая вид, что не замечает, с какой ненавистью Угреватый смотрит на него.

– Давай принеси ведро воды! – приказал Блатной, смотря, как ловко Денис Никифорович мастерит кипятильник.

– Почему я? Всегда я? – заныл Угреватый, одевая калоши на свои щегольские кожаные сапожки.

– Если ведро воды принесет, то я могу весь помыться. Только бутылка нужна, – улыбнулся Денис Никифорович.

– У нашего друга маленький кумган [23]есть, с которым он на дальняк ходит, как будто газет нет! – выдал Блатной, испытующе смотря на Денис Никифоровича.

– Не видел, – пожал плечами Денис Никифорович, не понимая к чему этот разговор, но чувствуя какой-то нешуточный подвох.

– Его кумганом нормальный мужик пользоваться не будет. Западло это! – неожиданно выпалил Блатной, пристально смотря на Дениса Никифоровича, то есть Васю, как его звали в этом месте и в этом времени.

– Почему? – удивился Денис, пристально смотря на своего соседа, который вертел в руках только что сделанный кипятильник.

– Да пидор Гайрат! Как ты не понимаешь Василий, что с ним нельзя не то, что дружить, а даже общаться! – завил Блатной, протягивая шаловливую ручонку, к пакету, что с собой принес Денис Никифорович, то бишь Василий.

Мимоходом ткнув указательным пальцем в нервный узел на правой руке Блатного, от чего та бессильно упала, вызвав у обладателя жгучую боль, Василий задумался, прокачивая сложившуюся ситуацию:

«Обычный мальчишка одиннадцати лет, выросший в интеллигентной семье, знать слово «пидор» никак не мог. А вот воспитанник детского дома, пусть и специального, мог вполне, да и должен был знать не только слово, которое в первой половине двадцатого века было не просто ругательным, но и оскорбительным! Но и его полное значение и толкование.

А уж люди двадцать первого века: опытный санитарный врач и второе «Я», плотно засевшие в голове Дениса Никифоровича, а теперь и Василия, многое знали о «голубых» и толерантности. Которые, как чума, охватили все страны мира и теперь пытались бодро шагать по России и Узбекистану, которые стали разными странами уже в конце двадцатого века.

Сегодня эту самую толерантность плотно посадив в Европе и Америке, повсеместно пытались насадить в России псевдо идеологи, вернее западные спецслужбы, о работе которых мальчик Василий знал не только из газет и Интернета.

Странно. За все время моего общения в больничке никто не назвал меня по имени. А на пакете с рентгеновскими снимками стоят только инициалы. И вполне вероятно, не мои. Хотя если я попал под удар молнии в больничке, а не в детдоме, это вполне объяснимо. Вешать на себя лишнюю смерть малолетнего пациента, особенно из специального детдома, весьма чревато весьма приличными неприятностями.

Ведь неизвестно, как мальчишка туда попал, и кто стоит за его спиной. Неплохо, если мальчишка сам помрет, тихо и спокойно от крупозного воспаления легких. Но лучше прикидываться дурачком, с частичной или даже полной амнезией.

С дурака, всегда, меньший спрос! Как в двадцать первом веке плохо диагностировали амнезию, так и в двадцатом та же картина! Сомневаюсь, что в заштатной больничке меня – профессионального врача, смогут обличить в симуляции!» – в пару секунд, выработав четкую линию поведения, Денис Никифорович, решив, даже в мыслях именовать себя Васей – воспитанником специального детского дома, находящегося в Хиве. Вот только четкой информации о детском доме в голове мальчика не было совершенно! Да и вообще память мальчика Васи совершенно отказывалась работать!