Наталия Антонова: Орхидея с каплей крови

Яркая луна висела в тёмном небе точно хрустальный магический шар. И не хватало только зеркальных отражений, потому что реки, озёра и ручьи были не просто покрыты льдом, но и запорошены снегом…

Морис Миндаугас, сотрудник детективного агентства «Мирослава», стоял у окна и думал о том, как быстро летит время. Совсем недавно они втроём, нет, вернее, вчетвером, хозяйка частного детективного агентства Мирослава Волгина, следователь по особо важным делам Александр Наполеонов, для друзей просто Шура, сам Морис и кот Дон встречали Новый год, и вот уже, как говорят в России, на носу День святого Валентина. Трудно сказать, прижился ли здесь этот праздник влюблённых. Вроде бы да и в то же время не очень. Опять же, как говорят русские, бабушка надвое сказала. Но ему этот праздник нравился, и он пытался придумать, что же такое подарить Мирославе, чтобы подарок наверняка обрадовал её. Шура, будучи другом детства Волгиной, уверял Мориса, что знает её как облупленную и то ли в шутку, то ли всерьёз утверждал, что сделать Волгину счастливой может только кот.

– Но кот у Мирославы уже есть! – возражал Морис.

– Тогда – загадочное преступление, – не задумываясь ни на секунду, отвечал Наполеонов.

– Типун тебе на язык! – чисто по-русски в сердцах восклицал Миндаугас. Он даже мысли не допускал, что убийство может кого-то сделать счастливым, и пытался донести эту мысль до Наполеонова.

Но тот отмахивался:

– Я сказал тебе русским языком, расследование убийства, а не само убийство как таковое. – Наполеонов выразительно постучал костяшками пальцев по собственному лбу.

– Слова «расследование» ты не произносил! – рассердился Морис.

– Значит, я подумал об этом про себя, – хмыкнул Шура.

– Ты невыносим!

– Ничего подобного! – не согласился Наполеонов, уверенный в том, что он подарок судьбы для любого, с кем ему доводилось общаться.

Так что вопрос о подарке так и остался висеть в воздухе.

Влад не помнил, как он добрался до своей холостяцкой квартиры, как непослушными пальцами вставил ключ в замочную скважину, как открыл дверь, не раздеваясь, прошёл в комнату и упал в кресло.

Снег таял на его волосах и стекал вниз по щекам и подбородку, оставляя влажные дорожки, точно такие, как оставляют слёзы от переполняющей душу боли. Хотя он сам не понимал, плакал ли он и смешивались ли его слёзы с каплями растаявшего снега.

Опомнившись, наконец, он прижал ладони к щекам и, раскачиваясь из стороны в сторону, повторял одно и то же:

– Жанна! Как же так, Жанна! Как ты могла?!

Он так и просидел до утра в кресле. И ничуть не удивился тому, что дверь его квартиры распахнулась и комнату заполнили люди в форме и без неё. Влад и не думал сопротивляться, когда на него надели наручники, покорно спустился вниз и сел в полицейскую машину.

Вот только на допросе у следователя он упорно отрицал свою вину, повторяя одно и то же:

– Я не убивал Жанну. Я любил её.

Выпавший в начале ночи снег ещё не успел посереть от выхлопных газов и переливался всеми цветами радуги под лучами утреннего солнца.

Инна выбралась из машины. От автостоянки до дома подруги пройти пешком всего ничего. Шла она не спеша, с удовольствием, поглядывая по сторонам.

Улыбнулась и произнесла еле слышно:

– Красиво-то как! На деревьях иней, как на ресницах Снегурки.

Инна набрала номер кодового замка, вошла в подъезд, поднялась на второй этаж, собралась позвонить в дверь и вдруг заметила, что та приоткрыта. «Странно, – подумала Инна, – не похоже на Жанку». Но забыв о предосторожности, она толкнула дверь и вошла в прихожую, крикнула с порога:

– Жанна!

Ей никто не ответил, Инна хотела разуться, но передумала, прошла по коридору и заглянула в гостиную. Никого. Дверь в спальню была закрыта. «Неужели спят до сих пор, – подумала она с улыбкой, – умаялись небось за ночь голубки», – и постучала костяшками пальцев по двери, а потом нажала на ручку.

То, что она увидела, лишило её дара речи на несколько секунд. А потом она закричала так, как никогда в жизни не кричала, и опрометью бросилась из квартиры.

Опомнилась женщина только на лестничной площадке. И вызвала полицию. «Скорую» вызывать не стала. Её бедной подруге теперь ни один врач не поможет, будь он хоть самим Гиппократом.