Инна Балтийская - Месть Медеи

К сожалению, визит цыганки подтверждал самые нехорошие мои подозрения. Но что она могла сделать? Неужели цыганка владеет неизвестным мне способом вгонять человека в летаргический сон? Постойте-ка, она ведь брала в руки бутылку!

— Даша, постарайся успокоиться, ну, еще хоть на минуту! — взмолилась я. — Вспомни, цыганка могла чего-нибудь подсыпать в бутылку? Она хоть на секунду отворачивалась, держа минералку в руках?

— Не помню-у… — рыдала Даша. — Нет, вроде не отворачивалась. И потом, Матвей ведь чувствовал себя отлично, он со мной песни пел. В этот вечер он был такой веселый, я глазам своим не верила…

— Почему не верила? А раньше он не был веселым, только в этот вечер?

— Он раньше из-за жены переживал… — всхлипывая, пояснила Даша. — Думал, что в гибели своего ребенка виноват. А она, гадюка… она что сделала-а-а…

— Даша, прекрати реветь! Он раньше по вечерам с тобой не веселился?

— Нет. То есть мы по разным ресторанчикам часто мотались, но чтобы так… Нет, я его и не видела никогда таким счастливым. Он и петь караоке раньше ни за что не хотел, говорил, что голоса нет, слуха нет, и настроения тоже нет. А тут дурачился, как ребенок, видимо, чувствовал, что в последний раз.

— Даша, тебе позвонили ночью только один раз?

— Нет, на следующую ночь тоже… Это было так страшно… Это он звонил, Матвей. Только он мог знать, что у него на попе небольшой шрам в виде треугольника. Мы еще с ним не раз прикалывались по поводу шрама, смешную песенку вспоминали… Ее Макаревич еще пел…

Я во все глаза смотрела на девчонку, пытаясь собрать мысли в кучку. Значит, Матвей, встречаясь с ней, не чувствовал себя счастливым, и веселиться ему вовсе не хотелось. И только после визита цыганки он вдруг так воспрял духом, что стал вести себя совершенно нетипично. И что сие означает? Очевидно, одно из двух: или цыганка его загипнотизировала, или что-то подсыпала в минералку. Третьего, как говорится, не дано. Ладно, и что нам это дает? Допустим, Матвея отравили. В таком случае, он мертв, а Дашу по ночам терроризирует его бывшая жена, вероятно, совсем свихнувшаяся после попытки самоубийства.

Я попрощалась с Дашей, на всякий случай записала номер ее мобильного и вышла в коридор. Домой по-прежнему не хотелось. Может, поехать в управление к Маше с Оскаром, поставить всех на уши и добиться-таки эксгумации тела Матвея? Если он все же отравлен, нельзя, чтобы это сошло убийце с рук. Но нет, к сожалению, даже визит цыганки ни в чем не убедит недоверчивые органы. Пока нет заявления от родных Матвея, никто не станет заниматься этим в прямом и переносным смысле грязным делом. А кстати, это идея! Надо убедить родителей Матвея, что дело нечисто, пусть они забьют тревогу! Я хотела тут же позвонить Маше узнавать адреса, но не рискнула. Ладно, подожду до завтра, торопиться уже некуда, а завтра мы с Машей встретимся в кафе, тогда и поговорим предметно. И я поехала домой.

Мама играла с Марусей. Увидев меня, она лишь тяжело вздохнула, но мораль читать не стала. Я разделась и заменила маму на боевом посту. Около половины десятого мы совместными усилиями уложили дочурку спать, и мама пошла к себе в спальню, а я пошла в гостиную и начала вяло перебирать тома на книжных полках. В глаза почему-то бросился томик стихов Константина Симонова, который я до сего момента не только не брала в руки, но даже не замечала. Подившись тому, что эта книжка вообще стоит в нашей домашней библиотеке, я открыла оглавление. Мама родная, и у него есть стихотворение под названием «ЛЕТАРГИЯ»!

Нет, не хочу я больше на ночь глядя читать всякие страсти! Вот возьму новый детектив Донцовой, лягу в свою постель, такую холодную и одинокую… Черт, да что это со мной в последнее время творится? Я слышала о послеродовой депрессии, но неужели она догоняет свои жертвы спустя полтора года? Как раз после родов я чувствовала небывалый эмоциональный подъем, а сейчас мне как-то очень неуютно на душе. И где опять, спрашивается, черти носят моего супруга?