Александр Белов - Зов черного сердца

Сворачивая к отделению, Кольцов едва не подскочил на месте, когда в тени начавшего желтеть клена увидел знакомую фигуру.

– Меня ждешь? – позвал он, все же надеясь на отрицательный ответ.

Жора медленно, как едва вышедший из спячки медведь, повернулся на голос. Кивнул. Но подходить не спешил. Кольцов сам двинулся ему навстречу.

– Идем, – велел он, поравнявшись с Жорой. – Я только от монастыря, твои там куролесят.

Кольцов шел впереди, затылком чувствуя буравящий взгляд. Шел и говорил всякие глупости, испытывая странную потребность подколоть молчаливого бугая, но от этого становилось немного легче, уходила накопленная злоба. Бугай же послушно топал сзади и никак не проявлял своего отношения к сказанному, а Кольцову очень хотелось, чтобы его задело. Он не испытывал к Жоре какой‑то особенной неприязни, просто чувствовал от того некий подвох и скорее находился в постоянной готовности, нежели имел предвзятые настроения.

Подумаешь – колдун! С кем не бывает!

В остальном же человек как человек. А как он себя позиционирует, его личное дело. Лишь бы не мешал никому.

Оказалось, что Кольцов совсем не расположен к разговорам. Еще и Жора застыл, едва шагнув за порог его кабинета, будто пойманный на битье стекол мальчишка, боясь подойти ближе к злющему полицейскому.

– Ну чего ты там застрял? – Кольцову стоило больших трудов не сорваться на крик. – Садись, говори, зачем пришел.

Жора, словно только и ждал разрешения, тут же плюхнулся на жалобно скрипнувший стул, без спроса схватил папку, безошибочно распознав нужную. Майор даже среагировать не успел, когда тот раскрыл ее и стал перебирать фотографии. Выбрав одно фото, на котором был запечатлен общий план внутри храма, положил фото на стол и ткнул пальцем в центр.

– Будут новые жертвы. – Ляпнул и замолчал.

– Кто и когда?

Кольцов решил, что для начала выслушает, а сразу после посадит Жору обратно в камеру. Пусть посидит, одумается, может, и еще чего интересное расскажет.

Он и рассказал:

– Я там был, все видел. Ничего не исчезло. И на фотографии видно.

Майор взял обозначенную фотографию, поднес к глазам, но ничего нового не увидел. Он давно изучил все материалы вдоль и поперек. Жора снова козырял своим якобы даром, ясновидением, или что там у него. Только Кольцов не общался с зелеными человечками и считал всех, кто утверждал о себе обратное, шарлатанами и жуликами.

Так чего же по двадцатому кругу гонять одно и тоже?

– Ты вообще можешь разговаривать нормально, а не так, будто сам себя с иностранного языка переводишь? Моя ходить, твоя не понимать! Жора, ты взрослый лоб, хватит уже в сказки верить!

– В тот день, когда ты меня спас, майор, – заговорил он тем самым «нормальным» языком, – активность была куда меньше. Значит, кто‑то подпитывает зло, обосновавшееся на стройке. И оно потребует новых жертв. Довольствоваться кровью животных долго не сможет. Произойдет новое убийство.

– Когда? – Кольцов сжал кулаки, вспомнив растерзанный трупик облезлого кошака и наспех затертый меловой рисунок на том же месте, где обнаружили первый труп четыре месяца назад. Про себя он давно уже называл прораба Ивана именно первым, чуя – будут и другие. Как же ему хотелось ошибаться! Если бы этот детина не бил фактами прямо в лоб, он бы уже выдал ему предписание с запретом приближаться к стройке. Если бы не глупая, ничем не обоснованная надежда на то, что Жора сможет помочь раскрыть преступление или хотя бы пресечь возможность повторения произошедшего.

Колдун разочаровал. Покачал головой, выдал коротко:

– Не знаю.

– Какого хрена голову мне морочишь? – Крик все же вырвался наружу, сотрясая стены кабинета. – Может, ты сам и промышляешь потихоньку, а потом приходишь и строишь из себя блаженного?! Может, мне тебя задержать до выяснения? Камеру тебе прежнюю определим, как раз после бомжа освободилась!

– Не я, – замотал головой Жора. – Пришлые не все притворяются, среди них есть настоящие. Настоящие могут стать жертвой.

– Уже подбираешь, кого следующим почикать? – Кольцов больше не сдерживался. – Чем ты живому человеку глаза вырезал, а? Язык щипцами вырвал или голыми руками? На вот, пиши!

Он положил перед Жорой лист бумаги и ручку. Подумал и заменил ручку на карандаш.

– Пиши. Я, такой‑то, сделал то‑то и тогда‑то. Пиши, я сказал!

Жора послушно придвинулся ближе к столу, чтобы писать было удобнее, и хотя внешне казался абсолютно спокойным, Кольцов услышал треск ломаемого карандаша, зажатого между пальцами с желтыми никотиновыми пятнами на подушечках.