Алла Холод - Разбитое стекло

Насколько Юля знала своего мужа, Влад никогда не был свободен в своих поступках. Разве что в те два-три года, когда он сбежал из дома и жил самостоятельно в соседнем городе. Он рассказывал об этом времени без подробностей, потому что их почти не было. Там царила пустота, которую Влад заполнял пьянками и ненужными женщинами. Беспросветное безденежье, дрянные продукты, дешевая одежда. А еще одиночество в чужом, пыльном городе, в безликом съемном жилье. В это время Влад не общался с отцом и никак не ощущал его присутствие в своей жизни. И это совершенно очевидно были плохие годы. Не потому что в них не было отца. Но подсознание сделало свое дело – стерло прочие подробности и оставило только взаимосвязанность этих обстоятельств. Плохая жизнь – это когда без отца. Немалые усилия к формированию такого понимания приложил и сам Альберт Валентинович, который после возвращения сына уже не отпускал его от себя ни на миллиметр.

Да чего уж там – и в их женитьбе с Владом Безбородов-старший сыграл исключительно важную роль. Юля в тот момент была совершенно раздавлена и разрушена. В институте она без памяти влюбилась в мальчика с актерского факультета, грека-полукровку. Тот был далеко не ангел, и отец Юли, к тому времени уже прокурор района, даже слышать о нем не хотел. А мамы давно не было в живых. Юля, как и Влад, сбежала из дома, но, в отличие от будущего мужа, она не спасалась от призраков прошлого, а пыталась построить свое счастье. И оно улыбнулось ей, правда, только на мгновение, которое было наполнено несмолкаемым шумом прибоя, ароматами моря и хвои, греческого вина и молодого козьего сыра. Детским криком и бессонными ночами, счастливей которых не было в ее жизни. А потом все рухнуло, провалилось в бездну. Ее счастье оказалось нежизнеспособным. Крайне уязвимым, слишком хрупким. Не счастье, а так – пылинка на сквозняке. Практически в один момент Юля оказалась на дне пропасти. По возвращении домой ее ждал новый удар: отец умирал от неизлечимой болезни. Они с Владом достались друг другу в момент, когда каждый находился на дне колодца. Юля онемела от острого горя и опустошенности, в обнимку со своим призраком заморозился и покрылся инеем Влад. Молодые и здоровые, они сами превратились в тени, почти бесплотные, не ощущающие ни вкуса жизни, ни ее запаха. Альберт Валентинович дружил с Юлиным отцом с детства, сколько себя помнил. Они бесконечно уважали друг друга, и, когда Андрей Донич умирал, Альберт дал ему слово позаботиться о Юле, как о родной дочери. Безбородов поженил детей, и они не сопротивлялись, потому что им обоим было все равно. Но постепенно оба стали оттаивать. Любви еще не было, но одиночество начало отступать, появилось желание помочь друг другу, поверить в то, что со дна колодца есть лестница вверх, к свету. И они поднимались. Они были слишком молоды, чтобы не использовать этот шанс. Увлеклись новой работой, привыкли и привязались друг к другу. Стали хорошо зарабатывать, обустраивать собственное жилье, путешествовать. И оба понимали, что их связывают уже не отношения, а, скорее, узы. Это был более долгий и тернистый путь к любви, но и чувства оказались не просто мимолетной страстью. Они были осознанными и выстраданными. Качественными, если можно так сказать.

Поначалу Альберт Валентинович вникал и вмешивался во все. Причем не только в вопросы ведения бизнеса, ему до всего было дело. Молодым следовало согласовывать с ним любую мелочь, будто они сами не могли купить квартиру или решить, куда ехать отдыхать. Постепенно Альберт Валентинович ослабил хватку, в бытовые мелочи больше не лез, но даже не потому, что стал лояльнее. Скорее, ему сделалось некогда.

Альберт Валентинович вырос из начальника отдела местного филиала Госкомимущества, должности, на которой он «ничего не решал», в начальника управления имущественными и земельными отношениями администрации города. На этой должности он был поистине всемогущ. И Альберт Валентинович пользовался своими возможностями в полной мере. За время пребывания на имущественном олимпе Безбородов-старший ухитрился прибрать к рукам немало ценной недвижимости, которой распорядился по-разному: что-то сдавал в аренду, а какими-то объектами занимался лично. Например, он превратил обветшалый дворец культуры, который заприметил еще лет десять назад, в модный концертный зал, обзавелся фирмой, которая привозила гастролеров, и скоро его площадка стала самой престижной в городе. По выходу на пенсию его, строгого, если не сказать сурового человека, вдруг потянуло к богеме. Выглядело это странно. Сам Безбородов говорил, что хочет видеть вокруг себя живых, творческих людей. Что он катастрофически устал от скучных, жадных чиновников и бизнесменов, они все его раздражают, и вообще хотя бы на старости лет он хочет вкусить прелестей жизни, не оглядываясь ни на кого. И он стал вкушать. Пил тосканские вина заоблачной стоимости, устраивал бесконечные вояжи в Италию – то на острова, то на озеро Комо, то в горы. Завел странных друзей, больше похожих на свиту, стал носить какие-то шелковые шарфики, немыслимые яркие очки. Все это было на него не похоже, Безбородов-старший становился каким-то другим человеком. В одном Альберт был неизменен: он по-прежнему не терпел никаких возражений и всегда считал свое слово последним, решающим.