Андрей Константинов - Перезагрузка

Уронив повинную голову в колени (сказано пусть и коряво, но по сути верно), Дмитрий отрешенно сидел в коридоре до тех пор, пока из операционной не вышел усталый, вымотанный по самое не могу врач в салатного цвета курточке и штанах, с сигаретой. Он понимающе посмотрел на Петрухина и сел рядом на кожаный диванчик с выпирающими пружинами.

– Пуля ударила по касательной. Что, само по себе, уже хорошо… Но… все-таки проломила лобную кость…

– А это… само по себе… уже плохо?

– Это хужее, – мрачно согласился хирург. – Но, в любом случае, жизнь вне опасности. Об остальном сейчас говорить преждевременно.

– А… когда?

– Поезжайте-ка вы домой, Дмитрий Борисыч… Поезжайте, хлопните сто грамм, поспите… А к утру, надеюсь, картина станет ясней. Договорились?

– Да… – Петрухин тяжело поднялся, подхватил успевшую высохнуть куртку. – Спасибо… Извините, у вас случайно сигаретки не сыщется?

– Держите.

– Еще раз спасибо. Я завтра… Вернее, уже фактически сегодня, верну…

…В прихожей Дмитрий, не раздеваясь, опустился на стул. Почти сразу из комнаты вышла Наталья. Остановилась в дверях, прислонилась к косяку:

– Привет.

– Привет. Ты чего не спишь?

– Устал? – проигнорировала вопрос Наталья, и ее мужчина неопределенно пожал плечами. – Ужинать будешь?

– У нас есть водка, Наташа?

В ответ та страдальчески и слегка картинно закатила глаза:

– Что?! Господи! Водка… Опять начинается!

– Ничего не начинается… Мне врач посоветовал, – глухо ухнул Дмитрий и прошел на кухню.

Здесь он включил висящий над диванчиком ночничок, рванул на себя ручку холодильника, достал бутылку.

– Что ты несешь?! Какой врач?! – раздраженно выкатилась Наталья.

– Хороший врач… По крайней мере очень хочется верить, что хороший…

Петрухин рывком стянул с себя свитер и увидел свое отражение на зеркальной стенке кухонной дверцы, акцентируясь на ремнях оперативной сбруи с кобурой под мышкой слева… с пустой кобурой. Всё правильно! Его табельный ПМ перекочевал в сейф прокурорского следака…

Дмитрий сдернул сбрую и зашвырнул ее под диван. С жадным остервенением схватился за бутылку, однако Наталья решительно перехватила его руку:

– Дима, нам нужно серьезно поговорить!

– Давай лучше завтра.

– Ты даже не хочешь спросить, о чем разговор?

– Нет… Я… я сегодня чуть не убил человека, Наташа.

Она сделала шаг вперед, округлила глаза:

– Как?! Кого?!

– Костыля… Костю Лущенко.

– Господи, Димка!.. Это такой рыженький, улыбчивый оперок, да?! О, господи! И что теперь с тобой будет?

– Со мной? – отрешенно переспросил Петрухин, отвинчивая пробку. – Со мной – ни-че-го… А вот с Костылем…

…Петрухин выпил немного, но опьянел быстро и тяжело. Так, как будто махом выпил бутылку водки из горла. Алкогольное отупение навалилось сразу, минуя фазу приятной расслабленности и подъема. Возможно, это была защитная реакция организма…

Он добрел до дивана, кое-как снял джинсы и сорочку. Рухнул и почти мгновенно уснул. Наталья некоторое время сидела за кухонным столом, подперев щеку ладонью, грустно смотрела на своего спящего мужчину.

Мужчина храпел.

Через какое-то время она поднялась и вышла с кухни, плотно прикрыв дверь.

В комнате Наташа села у окна, набрала номер:

– Привет еще раз… Не разбудила?.. Извини, так уж вышло, но я не смогла ему сегодня сказать… Нет, не боюсь… Нет, Сережа, нет, я ничего уже не боюсь. Но, понимаешь, у него неприятности. Очень большие неприятности. О, господи! Что я говорю? У него БЕДА. И я решила, что сегодня не время. Я не имею права… Подожди. Подожди, дай я все тебе объясню… Я понимаю, что тебя не должны волновать его проблемы, но… Нет, я не передумала. Нет. Конечно, нет… Как ты можешь, Сережа? Я ведь люблю тебя, и ты сам это знаешь. Давай подождем с этим разговором несколько дней. Зачем добивать его напоследок?.. Ну вот и хорошо… Хорошо… До завтра… я тебя тоже…

За окном продолжал сыпать мерзкий мартовский снег.

Три черные полосы продолжали разматываться.

Пока еще независимо друг от друга.

Но это только ПОКА.

повествующая о том, что благими милицейскими намерениями путь на гражданку вымощен; что былые враги порой познаются не только в бедах своих; а также о возомнившем Лёше Нокауте и урезонившем его парне с характером

4 мая 2011 года, ср

Утро началось с отвращения к себе, к человечеству и к водке. Петрухин проснулся на кухонном диванчике, куда, похоже, переехал окончательно и бесповоротно. Он с трудом разлепил веки, принял полусидячее положение и спустил босые ноги на пол. Сразу накатила боль. А за окном слепило майское солнце, и воробьи на ветвях уже зеленой березы сходили с ума от тепла и весны. Петрухин снова рухнул лицом в подушку. Солнечный мир спрятался, исчез, а боль осталась.