Оля Маркович - Откуп

Те замертво. Солдатик огонь закрыл и затрясся весь, понял, что натворил. Приставил себе ствол под подбородок. Всего его дрожь бьет, а он орет: «Я себя убью, убью». Потом замешкался. Не хотелось, видно, солдатику умирать, и начал он думать, что дальше. Решил, сумеет бежать или еще что, и давай вертеть автоматом в разные стороны. Переводить его с Вади на Валерку. Прицеливаться. Те руки подняли, замерли на своих местах. Остановил он дуло на Валерке и медлит. Размышляет. С самого в три ручья течет, лицо исказилось, стало посторонним, неузнаваемым. Пропало с него выражение безвольного смирения, за которое и пристало к нему то жестокое обращение.

Валерка закрыл глаза, страшно ему стало. А Вадя привстал с койки с поднятыми руками и говорит вооруженному ясно так, не громко и не тихо:

– Ты лучше в меня стреляй, нас в семье трое детей, а Валерка один у матери. У самого есть братья, сестры? – говорил он спокойно, как о чем-то обыденном, и стоял перед нападающим так, будто они в очереди за квасом погоду обсуждают, а не смертоубийство. Солдатик перевел тогда ствол на Вадю:

– Как скажешь, – говорит. – Мне уже терять нечего, могу и с тебя начать, только его я все равно застрелю.

Тут нападающего и скрутили. Вадя время выиграл и обоих спас. Валерка не мог понять, как друг на такое решился, ведь солдатик мог и пальнуть в него первого. А Вадя отвечал: «Если б он хотел пальнуть, то пальнул бы во всех, кто там был, без разбора. А он не хотел. Он хотел, чтоб его уговорили этого не делать», а еще Вадя понимал, что с минуты на минуту к ним прибегут на выручку, на звуки стрельбы.

Так и повелось у них с их восемнадцати до сорока семи лет, все горести и радости вместе. Отслужили, отучились, поженились, наладили бизнес. Бизнес у них вышел неплохой. Валеркин папа на первых порах помог финансово, благо, имел возможности. Занялись бетоном, стелили асфальт. Потихоньку-полегоньку, а стали у них появляться связи и объекты побольше, дела шли в гору. Были и свои традиции, например, банька. В бане хорошо отдохнуть душой и телом, дела обсудить. В этот раз собрались они без представительниц прекрасного пола и самой нужной профессии, потому что взяли с собой семнадцатилетнего сына Валерки, Алёшу. Алёша, конечно, тот еще банщик. Мог при нормальном жаре высидеть минут шесть и сразу, малахольный, выбегал в предбанник подышать. Отец посмеивался, но считал, что надо парня приучать к нормальным мужицким радостям. Оставшись одни, как Алёша в очередной раз выскочил из парной, Валерка с Вадей наподдали и откинулись на бревенчатые лавки. Оба маслянистые и распаренные, глубоко дышали:

– Ты, Валер, как? Что врач говорит? С твоим сердечком можно такое устраивать? – Вадя смотрел на друга красноватыми глазами, вытирая влагу с загорелого круглого лица. У Валерки текло по усам и на кончиках торчащей над верхней губой щетины повисали крупные капли.

– Да как сказать, Вадь. Нельзя, конечно. Но ты ж знаешь, если очень хочется, то можно, – он подмигнул и утерся тыльной стороной предплечья, так что влага полетела в разные стороны. Оба заржали.

– Смех смехом, а ты давай поосторожней! – Вадя похлопал друга по плечу. Валерка закивал, похожий на добродушного моржа усатым улыбчивым ртом и тугим наливным брюшком:

– Да я знаю свою норму.

– Я вот что хотел, Валерка. – Вадим плеснул воды на камни. Та тут же испарилась, издав шипящий визг. Мужчина немного дергался. Поддав больше из суеты, чем по необходимости, он почесал плотный ежик густых волос и начал: – Я хотел про одного человечка с тобой переговорить. Про то, что ему от нас нужно и чем он готов благодарить. Человечек непростой. – Валера не дослушал, сдвинул брови и перебил:

– Если это тот человечек, о котором я думаю, – он замолчал, задумался. – Ты пусти козла в огород и что начнется? Нам этого никак нельзя, Вадь, – Валера покраснел то ли от усиливающегося жара, то ли от неудобной темы.

– Тише! Тебе нельзя нервничать, – Вадя положил руку другу на плечо. – Я не давлю, давай встретимся втроем, и ты его послушаешь. А потом уже можно делать выводы, принимать решения. Скажешь «нет», будет «нет», мы взрослые люди. Все по любви и взаимности, без принуждения, как говорится.

Валера смотрел на друга с недоумением:

– Ты же понимаешь, какого рода просьбы у него к нам будут?

Вадя пожал плечами:

– А зачем нам об этом думать? Мы сами ничего. Мы опосредованно, – он заулыбался и понял, что разговор не клеится. – Давай-ка выходить, жарко.

Оба вышли в предбанник и увидели Алёшу, бледного, в набедренном полотенце. Парень сидел за деревянным столиком и читал. На фоне распаренных мужиков мальчик казался мраморным. Острые черты лица, влажные темные волосы, сбившиеся в отдельные пряди, придавали ему схожести с греческим Антиноем. Лёша поднял глаза и потянулся к термосу:

Читать дальше