Мария Норд - Эффект заражения

– Всё нормально, – Рита улыбнулась. – Что случилось?

– Сухомлинский, из двадцать третьей палаты, – сообщила Анастасия. – Сегодня утром умер.

Рита мгновение помолчала. Она помнила Сухомлинского Артемия Андреевича —безобидного сумасшедшего, в прошлом – петрографа, попавшего в психиатрическую клинику около года назад при довольно странных обстоятельствах. Супруга Сухомлинского сообщала, что он вернулся из очередной экспедиции сам не свой – слишком загадочный и увлечённый. И ещё он не переставал повторять, что скоро они сильно разбогатеют, и в этом им поможет гранит. Раиса Павловна Сухомлинская изначально решила, что муж собирается открыть производство по обработке камня. Но когда Сухомлинский начал рассматривать каждый лежащий на дороге камень, стучать по нему, улыбаясь и напевать одну и ту же мелодию, стало понятно, что это был обычный бред. И не смотря на профессорское звание, Сухомлинский был помещён в психиатрическую клинику.

Уже находясь в месте лечения, он любил прогуливаться по двору, собирая камни с тропинки и с загадочной улыбкой рассказывая о них любому, кто попадал в его поле зрения. При этом физически он был здоров.

– Как это произошло? – спросила Рита.

– Сегодня ночью, где-то в час, у него случился приступ бреда, – ответила Анастасия. – Вчера у него внезапно развился кататонический синдром. Часов в десять. Такого никогда не было. Я думала, может, побочный эффект…

– Что он у нас принимает? – перебила Рита.

– Сонапакс.

– С него такого не может быть.

– Вот и я не ожидала, – продолжала Анастасия. – А тут такое. Пока мы с Евгением Фёдоровичем думали, он впал в агрессивное состояние. Начал набрасываться на санитаров. Я предложила дать ему орфирил, чтобы приступ агрессии снять. Но Евгений Фёдорович сказал, что нормотимики тут не помогут и распорядился дать феназепам.

– Я бы тоже так сказала, – согласилась Рита.

– Ну, я дала. И думала, успокоится. А тут – час ночи – он просыпается. После феназепама. Понимаешь?! И начинает что-то на каком-то языке непонятном говорить, типа казахского. А потом начал бросаться на стену. Вернее, знаешь, такое чувство, что он бросался на кого-то, как будто сталкивал кого-то откуда-то, или что-то в этом роде.

– И сколько это продолжалось?

– Минут пять, не больше. Затем постоял, что-то кому-то сказал, как будто отчитался. Потом резко успокоился, порисовал у себя в тетради и лёг спать. И всё. А сейчас утром мы нашли его мёртвым.

– И ты боишься, что вы неверно подобрали лекарство? – предположила Рита.

– Да, – призналась Анастасия. – Не знаю, что теперь будет.

– Ну, что будет, – невозмутимо произнесла Рита. – Похороны будут. Констатируйте смерть, оповещайте родственников. Ничего лишнего ведь не давали?

– Нет. И дозировка, вроде, верная.

– Тогда нечего бояться. Здесь должна быть совершенно другая причина. Может, – Рита снова на мгновение задумалась. – Может, у него были сильные галлюцинации, и сердце не выдержало.

– От страха? – предположила Анастасия.

– Всё может быть, – Рита села на стул, почувствовав лёгкое головокружение. – Настя, ты должна знать одно. Вы с Евгением Фёдоровичем всё сделали верно. На феназепам у Сухомлинского никогда не было аллергии. Всё было нормально. Так что делай всё по инструкции и ничего не бойся.

Ей показалось, что Анастасия облегчённо вздохнула.

– Спасибо, Рит. Прости, что потревожила.

– Ничего страшного, – Рита улыбнулась. – Знать бы, конечно, что он там такого перед смертью видел. Ты говоришь, рисовал в тетради. Ты смотрела?

Настя нервно рассмеялась.

– Слушай, мне ведь голову даже не пришло. Я посмотрю.

– Отлично. Мне перешлёшь?

– Да… Рит, я перезвоню, – Анастасия быстро положила трубку.

Рита отложила телефон и взяла чашку с всё ещё горячим кофе. Эмоциональная реакция на трагедию, пусть и затрагивавшую её косвенно, как и всегда пришла к ней после рационального восприятия. Возможно, она просто привыкла реагировать таким образом – сначала услышать, вникнуть, осознать, продумать пути решения, а после уже выплеснуть эмоции. Или, по крайней мере, поддаться им. Нет, для неё известие о смерти Сухомлинского не было трагедией. Скорее, она испытывала волнение за свою коллегу, которой теперь придётся пройти все круги ада, объясняя, почему и как умер пациент. И она готова была её поддержать.

И, всё же, второй вопрос прочно засел в её сознании, не смотря на всю сложность ситуации – почему у Сухомлинского случился припадок? И от чего он умер? Насколько Рита помнила, ему констатировали простую шизофрению. И агрессивных припадков не наблюдалось в принципе. Может, ошиблись с постановкой диагноза? Или произошёл переход из одной формы в другую? Необходимо будет поднять документы и ещё раз их изучить. А кто ставил диагноз?