Мария Норд - Эффект заражения

– Вы думаете, эти дела связаны? – в голосе Озерова звучала насторожённость.

– Связаны, или нет – не знаю, – честно признался Мордкович. – Но у нас тут мелькает фамилия Каргиль. И товарищ подполковник с ним встречался и знает, чем он занимался. И явно сюда приедет не спецназ из группы «Дельта».

Озеров только молча покивал. Игорь был более чем уверен, что Владимир Владимирович не согласен с генерал-полковником, но вряд ли будет возражать. И он также понимал, почему. Слишком много моментов пришлось бы объяснять, и главным пунктом был Зверь, о чём Владимир Владимирович не хотел распространяться.

Наконец он зашёл домой.

– Как же я ненавижу пробки, – произнёс он, проходя на кухню, где Рита грела ужин.

– Верю, – она, как и всегда, улыбнувшись, обняла его за шею, однако в этот раз её голос прозвучал несколько отстранённо.

– Всё нормально? – поинтересовался он.

– Да, – Рита повернулась, чтобы включить чайник. – Настя звонила. Там довольно интересный случай в клинике сегодня произошёл. Пытаемся понять.

Игорь на мгновение остановился, вытаскивая из микроволновки тарелку с ужином.

– Интересный случай? – эхом повторил он. – Сухомлинский с собой покончил после поездки на Алтай?

Рита подняла удивлённый взгляд на мужа.

– Год назад ездил, – ответила она. – И не с собой покончил, а умер. Но при довольно странных событиях.

Рита пересказала содержание своего разговора с Анастасией Яковлевной, показав Игорю переписку и фото рисунков Сухомлинского.

– Это озеро? – Игорь внимательно изучал рисунок.

– По всей видимости, – кивнула Рита. – А вас чем это заинтересовало?

Игорь рассмеялся. Всеведению ФСБ уже вряд ли кто удивлялся. И Рита даже не спросила, откуда он об этом узнал.

– У нас тоже был странный случай.

Игорь пересказал все события ночи и рабочего дня, подробно описав то, что увидел на видеозаписи.

– Если тебе не сложно, то, может, приедешь завтра, вместе посмотрим, – завершил он. – В общем, мы тоже не понимаем, что произошло. Я ещё думал, может, какие наркотики. Или внушение. Но тут год разрыва, а картина такая же.

– Или почти такая же, – согласилась Рита. – А что про пещеру известно?

– Ничего, – Игорь пожал плечами. – Хотя место должно быть печально известным. В интернете информации нет. У местных только спрашивать. Ну, вот, группа поехала, будут узнавать.

Рита устало вздохнула.

– Я забивала имя «Яркынай», – произнесла она. – Во всяких вариациях. И «Яркынай фольклор», и «Яркынай пещера», и «Яркынай озеро». Тоже ничего. Может, это местное божество, или хозяйка пещеры?

– Яркынай? – повторил Игорь.

– Да, Сухомлинский называл это имя. Но я о такой ничего не слышала.

Игорь молча покивал. Сказать, что Рита любила Алтайский фольклор – ничего не сказать. Она помнила все сказания, впитывала все поместные рассказы о горных духах, изучала историю и топонимику Алтая. И если для него горы, в первую очередь, были местом отдыха, проверки себя на прочность и источником приятного адреналина, то для Риты они были другим миром. И это был мир легенд и мифов, укрытых туманами тайн, мир вдохновения, преображения и средством бегства от реальности. Она словно растворялась в свежем дыхании гор, впитывая всем своим существом непостижимую строгую и таинственную прелесть дикой природы и становясь её неотъемлемой частью. «С первого момента, когда я увидела Алтай», – говорила она. – «Моё сердце осталось в горах». И это сложно было назвать преувеличением. Если бы Бажов писал «Сказы» на Алтае, он мог бы взять образ Риты для описания своей Хозяйки. И если уж Рита не знала ни про Яркынай, ни про пещеру, это означало, что место могло быть очень таинственным.

– Ладно, будем узнавать, – покивал Игорь. – А, как думаешь, что это вообще? Ну… – он неуверенно посмотрел на Риту.

– Проклятье богов? – Рита усмехнулась, озвучив его догадку. – Не думаю. В горах много из-за чего можно сойти с ума.

– Ну, с этим я согласен, – Игорь энергично кивнул. – Но, это что? Массовое помешательство?

– Похоже, конечно, – Рита на мгновение задумалась. – В литературе описаны случаи психических эпидемий. Пляска святого Витта, святого Иоанна. Люди выходили на площадь огромными массами и начинали танцевать, каждый под свою музыку. Потом, судорожные эпидемии в монастырях, например, Луденская эпидемия, Шинонская, эпидемия в Лувье. Когда монашки утверждали, что к ним по ночам приходит дьявол. Что они видели призраков в монастырях. При этом они часто пребывали в кататоническом состоянии. Неподвижном и очень напряжённом, – быстро пояснила она. – Как окаменевшие. Либо извивались в судорогах, богохульствовали, говорили, что видят демонов, которые ими обладали. При этом имена демонов были одни и те же. В частности, Бегемот, Асгарот, Дагон, Левиафан, Исаакорум и так далее. При этом, не сговариваясь. Бехтерев говорит, что это – внушение, самовнушение, плюс эффект заражения. То есть, наиболее восприимчивые члены сообщества могли вообразить, что они одержимы. Потому, что они этого боялись. Это как заставить себя о чём-то не думать. Невозможно. Когда ты вытесняешь страх или навязчивую идею из сознания, она, во-первых, переходит в подсознание, во вторых, становится только сильнее.