Вячеслав Белоусов - Коварная дама треф

«И где он их выкопал? — удивлялась она, казалось, много книжного. — Неужели и в жизни такое? Надо спросить отца».

И еще впечатляло одно слово, часто употребляемое Владимиром; делал он это с особым выражением. Весь преображался, глазами сверкал, ей вспомнился Черкасов в фильме о Дон Кихоте, сражающийся с мельницами. Похоже метался и буянил.

— И всполохи! Что было! — Владимир кричал от чистого сердца, будто неведомые стихийные чудеса природы возникали перед ним каждый раз, когда он произносил это загадочное экзотическое слово. — Всполохи в общественном сознании! Как волновался народ! Потрясение! Сплошная жуть!

Это впечатляло, действовало на аудиторию, курсанты даже прижимали головы к столам, будто прятались от звуков его голоса, как от смертоносных снарядов.

— Как? — Когда аудитория опустела, он подошел к ней.

— Хорошо, — обмахивалась она, в помещении все же было душно. — Пойдем на воздух.

— Погоди. Ты все же ответь. Как впечатление?

— Это что за всполохи у тебя везде? Кто полыхает?

— Не кто, а что. Сознание полыхает, психология этих жуликов. Красивое выражение, да? — он оживился, лицо так и горело. — Мне встретилось в энциклопедии. Ты знаешь, я ничего теперь не читаю. Не засоряю голову. Только спецпредметы, которые веду, и энциклопедии. А это?.. Я подумал, не помешает. Украшает фразу. Правда, смыслового значения мало, поэтому иногда проигрывает, но красота спасает все?

— Я бы подумала. Может, ради содержания пожертвовать все же формой?

— Идеализм.

— Причем здесь…

— Мне нравится. Красиво.

— К месту ли?

— Я тебя начальнику хотел представить, — не ответил он ей. — Десяткин еще не успел никуда укатить. Здесь должен быть.

— Что ты! — Майя замахала руками. — Зачем? Я не официальное лицо. К чему все это?

— Да, да, да! Быть здесь и не посетить его!..

— Так не договаривались!

Но было поздно. Полковник, сопровождаемый двумя офицерами, уже входил в аудиторию и направлялся к ней. Майя покраснела, вцепилась в сумочку, застыла.

— Спасибо, Майя Николаевна! — принялся пожимать ей руки полковник. — Снизошли. Нашли время. Спасибо. Владимир Кузьмич меня заверил, а я, признаться, все же ни слухом ни духом. И не думал, что найдется у вас минутка для нас.

Он говорил, не переставая, словно торопился, чтобы не перебил кто; откуда-то появились цветы, белые и желтые, душистые; он, сделав значительное лицо, преподнес их, задержав ее руки в своих.

— Спасибо. Чайку ко мне? — заглянул полковник ей в глаза. — Владимир Кузьмич, приглашай гостью.

Свердлин повел ее по коридору под локоть, полковник шел рядом, поддерживая под другую руку, курсанты растекались по стенкам и исчезали.

— Вот! Индийский! Вам конфет? — полковник обвел рукой угощения на столе, заполнившем почти все пространство комнаты, где они оказались.

— Я, признаться…

— Ну что ты, — подтолкнул будто невзначай Свердлин, — присаживайся.

Он, усадив, повернулся к начальнику:

— Иван Клементьевич, разрешите тост?

— Тост? У нас вроде… — повел полковник руками и глазами по чашкам с чаем, но Свердлин уже разливал коньяк в маленькие хрустальные рюмки, а за его спину смущенно прятался усатый капитан.

— Николай Семенович! Ты здесь? — кивнул полковник капитану, того действительно и не видно было с ними, а тут, в комнате этой, и нашелся.

— Начальник курса, — представил полковник Майе капитана. — Наставник, так сказать, нашего Владимира Кузьмича. Разворачиваемся мы, Майя Николаевна, укрепляем плацдармы. Вот новый курс, новые дисциплины и новые, так сказать, педагоги у нас появляются. Большому кораблю, как говорится, у нас зеленый свет.

— Скажите, Иван Клементьевич, — подал рюмку Майе Свердлин, сам он так и не присел, стоял подле нее у стула, как адъютант, рука согнута в локте на уровне плеча, в пальцах рюмка.

— Надо сказать. А как же. По такому случаю. Не часто нас посещают такие гости, — полковник поднялся. — Подымем, товарищи офицеры, за нее. За нашу школу. Чтоб процветала милицейская наука и наша, так сказать, альма-матер.

— Товарищи офицеры! — крикнул Свердлин так, что и Майя невольно привстала.

Все выпили. Сели. У Майи сразу почему-то закружилась голова, она оперлась на руку Владимира, слегка склонилась к нему. Полковник протянул ей развернутую конфетку.

— Как Николай Петрович? — спросил он ее на ушко.

— Ничего, — ответила она.

— Я слежу. Он недавно по телевизору выступал. О проблемах. Блестящее выступление.