На крик Енисеева в кабинет, выдергивая пистолет из подмышечной кобуры, ворвался стоявший за дверями охранник.
— Где?! Что?! О чем вы?! — в страхе возопил Борис Михайлович, озираясь.
— Не знаю! Но я почувствовал, что вы скоро умрете! Так было и перед тем, как разбился польский самолет! Вы же сами сказали, что вас собираются убить!
— Все ко мне! Быстро! — заорал в рацию охранник. В другой руке он держал пистолет и нацеливал его то на Енисеева, то на Ступара. Потом он бросил рацию на стол, схватил за руку хозяина и оттащил его в угол, подальше от окон.
Енисеев тоже отошел от окна и поманил к себе Льва Даниловича. Но разинувший рот Ступар, похоже, пребывал в ступоре. В кабинет ворвались еще двое охранников с пистолетами — тот, что стоял у входной двери и другой, видимо, водитель. Они принесли бронежилет и стали его напяливать поверх пиджака на Бориса Михайловича.
— Что же мне делать?! — хватая рыбьим ртом воздух, спросил он у Енисеева.
— Вы куда сейчас хотели ехать?
— Как всегда — в офис!
— Значит, и убийцы так думают. Не езжайте в офис! Не садитесь в ту машину, на которой приехали! Не делайте того, что собирались сегодня делать! Уезжайте на дачу, а еще лучше в то место, о котором, кроме вас, никто не знает, и спрячьтесь там с охраной. В четырех бетонированных стенах без окон, как сами говорили.
Старший охранник снова схватил рацию.
— Базе! Вторую машину сюда! Подкрепление! С помповиками и светошумовыми гранатами!
— А дальше? — допытывался задыхающийся в бронежилете Борис Михайлович. — Что мне делать дальше? Так и жить в четырех стенах?
— Спросите у Бога! Я не Бог! Молитесь!
Бизнесмен мелко закрестился и даже поискал глазами на стенах икону, как, очевидно, подсказала ему родовая память предков, но там были только носатые уродцы Шемякина. Енисееву хотелось истерически смеяться.
— Отдайте свой бизнес! Только не своему гаду-партнеру, а государству! Раздайте деньги бедным! Верните их тому, кого обманули или обокрали! Уйдите в монастырь! Спасайтесь!
— Вы шутите? — вскричал возмущенный клиент. — Все крали! Все обманывали! А расплачиваться должен я?!
— Делайте, как хотите, — отвернулся Енисеев.
Лицо Бориса Михайловича снова побагровело, в углах рта появилась пена.
— Мне душно. Хочу на воздух, — распуская узел галстука, прохрипел он и побрел к двери.
Но начальник охраны преградил ему путь.
— Нельзя, шеф. Вторая машина еще не подъехала. На улице могут быть снайпера.
Охранники окружили хозяина и снова оттеснили его в угол. Борис Михайлович с тоской озирался вокруг себя.
— Тогда откройте окна!
— Нельзя, — снова покачал головой старшо́й. — Могут кинуть гранату.
Клиент обмяк на руках у охранников, стал валиться набок.
— Сейчас, сейчас! Кондиционер! — Ступар, наконец, вышел из ступора, схватил со стола пульт и нацелился в панель кондиционера.
Охранники оттащили Бориса Михайловича к дивану и уложили.
— Сердце!.. — пожаловался он. — Нитроглицерину! Помогите! Отдаю деньги бедным!
— Он что — сердечник? — похолодев, спросил Енисеев у охранников.
Один из них кивнул.
— Где у него нитроглицерин?
— Обычно — в нагрудном кармане.
— Так дайте же ему!
Однако, как назло, достать нитроглицерин из кармашка пиджака не позволял бронежилет. Толкая друг друга, охранники стали расстегивать его. Но Борис Михайлович вдруг изогнулся дугой и забился в судорогах. Изо рта его хлопьями полетела пена.
Ступар дрожащими руками схватил телефонную трубку.
— «Скорая», «скорая»!..
Но «скорая» не понадобилась. Судороги прекратились так же внезапно, как начались. Борис Михайлович обмяк, запрокинул голову, из груди его вырвалось что-то похожее на «ххаа!». Это «ххаа!» было его жизнью. Или, может быть, душой. Борис Михайлович затих, удивленно открыв свой сдавленный с боков, как у карася, рот. Остекленевшие глаза его были неподвижны. Он так и не успел отдать деньги бедным.
Суд приговорил Енисеева к двум годам тюрьмы условно. Он мог бы оказаться и в тюрьме, если бы Ступар и охрана не подтвердили, что опасения умереть от рук наемных убийц у Бориса Михайловича действительно были. Но суд не нашел, да и не мог найти никаких доказательств того, что клиенту грозила смерть от рук киллеров именно в этот день. И, напротив, посчитал, что «так называемое предсказание» Енисеева могло спровоцировать ее. Подавленный случившимся Енисеев, кстати, с этим и не спорил. В сущности, обвинение было право: Борис Михайлович умер напророченной им смертью. А может, и в результате этого пророчества. Енисеев стал орудием судьбы и орудием отнюдь не пассивным: ведь он счел привлекательным для себя сотрудничество со Ступаром. У Енисеева было одно оправдание: он не лгал Борису Михайловичу, говорил то, что думал.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу