Василий Веденеев - Глаз ведьмы

Наверное, ему стоило закричать, зарыдать, посылать небу проклятия, чтобы выплеснуть из себя горе ужасной потери, но в груди не хватало воздуха для крика, в глазах было сухо, а на проклятия не осталось никакой злости. Душа была пустой.

Он нарвал немного запыленных полевых цветов, росших на обочине, положил их на ее изуродованное лицо и сгорбившись побрел к шоссе, подхватив по дороге свою сумку. И ему казалось, что это идет не он, Сергей Серов, а некто другой, постаревший в один миг если не на тысячу, то на сотню лет.

Звонок, которого так ждал Леонид Сергеевич, все равно оказался для него неожиданным. Когда он снял трубку и услышал бодрый тенорок Бориса Матвеевича, сердце невольно замерло: как там? Пусть Сирмайс был уверен в удаче, но все равно душу точил червь сомнения, лишая покоя, – пока тучи не разойдутся, пока не будет поставлена последняя точка, нельзя дать себе расслабиться, чтобы потом не рвать волосы и не обливаться горючими слезами. Самое страшное – проявить в таких делах беспечность, которая может стоить головы.

– Рад приветствовать, – как всегда начал Бормотуха, но Сирмайс прервал его, спрятав нетерпение за сухой деловитостью:

– Извини, Борис, я сейчас очень занят, поэтому давай сразу по делу.

– Хоп, – на восточный манер беспечно откликнулся Шлыков: не в его привычках было выказывать неудовольствие или обиды на шефа. Зачем, все равно плетью обуха не перешибешь, а в жизни тебе еще нужно так многое. – Все нормально, – продолжил он. – Большая часть перекатилась без долгих размышлений. Остались кое-где островки, но это уже по мелочи. Готовить ли прессу?

– Не стоит, – немного помедлив, ответил Леонид Сергеевич. – Не нужно лишней трескотни, лучше все тихо и обыденно, даже без криминальной хроники.

– Постараемся.

– Как хромой?

– Вечером он назначил свидание Шамраю. Вернее, наш новый друг Владислав Борисович попросил его о встрече.

– А Владислава попросил ты? – усмехнулся Сирмайс. – Дай Бог, чтобы не сорвалось.

– И я того же мнения, – скромно сказал начальник безопасности, но про себя подумал: поминать в таких делах Бога по меньшей мере святотатство. Впрочем, потом каждый сам будет отвечать за свои грехи, в том числе и шеф, поэтому стоит ли лезть с нравоучениями?

– Кстати, – решил он перевести разговор на другую тему, – девочку они все-таки убили.

– Это ту, актрису?

– Да. Достали под Клином. Мои шли по пятам, но не имели приказа ввязываться в драку.

– Правильно, – одобрил Леонид Сергеевич и с ноткой сожаления заметил: – Теперь обе Полины мертвы: и настоящая, и фальшивая. Ты хорошо потрудился, Боря, осталось закончить на мажорной ноте, и все канет в Лету. Кроме нас, никто ничего не будет знать, а другие сойдут в могилу.

– Ошибаетесь, – с долей ехидства заявил Бормотуха. – Знакомый нам добрый молодец первым добрался до девочки и, как я полагаю, получил некоторую любопытную информацию.

– И они оставили его в живых?

– Он сам их отправил на кладбище и сумел уйти. Крутой малый и, главное, везучий до чертиков!

– Что он теперь собирается делать?

– Сам хочу узнать, – сдержанно засмеялся Шлыков. – Поэтому дал задание найти его и не выпускать из поля зрения.

– Да уж, ты постарайся, не хотелось бы, знаешь ли, чтобы он испортил нам обедню.

– Да пусть себе помашет кадилом, глядишь, огонь шибче раздует и отвлечет внимание. Шибко размахнуться все одно не позволим.

– Надеюсь, – сухо бросил Сирмайс. – Держи меня постоянно в курсе.

Положив трубку, он некоторое время сидел с закрытыми глазами, мысленно анализируя и раскладывая по полочкам информацию, полученную от Бориса Матвеевича. Полный недомолвок разговор имел для Леонида Сергеевича свой скрытый смысл и большое значение.

Пожалуй, оставалось сделать последнее усилие – и можно торжествовать победу и звонить Рогозину, чтобы с теплой заботой в голосе сообщить: те, кто так ужасно поступил с Полиной, его ненаглядной и драгоценной Полиной, теперь будут вечно лежать в холодной земле. И тем самым привязать его еще прочнее, а через некоторое время подсунуть ему другую девку, но уже менее строптивую и полностью послушную воле Сирмайса и Шлыкова. Ничего, найдут такую, подобного добра всегда сколько хочешь. Это Рогозины редкость!

Да, он вроде как в трауре, а деньги взял и довольно кивал, узнав, сколько ему положили на счет за рубежом. Все они одинаковы, разница лишь в цене и занимаемом положении – чем выше сидит чиновник, тем больше он хочет получить от тебя.