Валентин Пронин - Конец «Золотой лилии»

«Ниву» оставили с краю прилегавшей к «Лилии» улицы, в тени дачных заборов и старых лип. Артем остался за рулем. Илляшевская и Рустем подошли к задней двери в ограде, закамуфлированной под кирпич. Илляшевская достала связку ключей.

– Есть фонарь? – обратилась она к Рустему.

Боевик с высшим образованием снисходительно усмехнулся:

– Всё, что может понадобиться, я предусмотрел.

– Хорошо бы приготовить несколько вместительных пластиковых пакетов.

Показав полудугу белых зубов, красавец в черной шапочке вынул сложенную в плотный четырехугольник пачку пакетов.

– Ты умница, – поощрительно закивала Марина Петровна.

– Я профессионал, мадам, у меня хорошая зарплата.

– Зерр гут, приступим.

Опустошив помещение, милиция не заменила замки на входных калитках и прочих дверях. Поэтому проникновение на территорию бывших владений оказалось для экс-директрисы делом легким, не занимающим много времени. Илляшевская и Рустем открыли калитку. Осторожно глядя по сторонам, ступили на мощеный двор. Калитку заперли.

– Электричество отключено, через главный вестибюль мы не пройдем. Там двери автоматические, – сказала Илляшевская. – Попробуем через комнату охраны.

Опасливо приблизились к комнате охраны, прислушались. Там явно никого не было. Да кто без особой надобности будет сидеть днями и ночами в темноте? Впрочем, неожиданности случаются вне логики и здравого смысла, как внезапный сход снежной лавины. Повозились, но все обошлось. Дверь спокойно подчинилась ключу. Вошли. Опять закрыли за собой дверь. Рустем включил фонарь.

– Тут глухие стены, – произнес он, пошарив лучом.

– Надо вскрыть пол, всего несколько плиток под линолеумом. Вон в том углу.

– Подержите фонарь, – из продолговатого кармана сверху штанины Рустем извлек ломик с загнутым концом. Пятнадцать минут работы, и линолеум был вспорот, керамические плитки вскрыты. Возникла металлическая дверца люка.

– Ключи, – нашли соответствующую блестящую кочережку с замысловатыми зубчиками, приладились к резному отверстию – «звяк, кряк»… и по черному ходу открылся доступ во внутренние помещения «Золотой лилии».

Светя фонарем под ноги, а правой рукой готовя для экстраординарного момента большой автоматический пистолет, Рустем пробирался по коридору, руководствуясь указаниями Илляшевской. Поднявшись на второй этаж, они нашли угловую комнатку, раньше служившую для размещения инструментов, электроприборов и прочего оборудования. Словом, техчасть филиальского хозяйства. И, наконец, с довольно неудобной площадки, на чердак, кроме еще одной, основной, вела железная, чуть приржавевшая, давным-давно некрашеная лесенка с кругленькими перильцами.

– Вот, – произнесла Илляшевская, проводя ладонью по пыльным перильцам. – Кажется, свезло. Собака не учуяла, менты не догадались. Трудно поверить, но не зря человек надеется на чудо.

– Или на то, что его враг сплоховал, не проявил смекалки, не показал профессионального рвения… Я правильно понял вас, мадам?

– Доставай из своего бездонного кармана напильник, молоток и что-нибудь вроде гаечного ключа.

– Интересно, на что вы рассчитывали, мадам, если не предупредили господина Парамиди о требуемых инструментах? – пожал плечами Рустем. – Я не земляк господина Парамиди, но у меня, как в Греции, все есть, – остроумный пассаж образованного телохранителя говорил о его улучшающемся настроении.

С помощью миниатюрной ножовки и молотка была сбита незаметная металлическая шишка под концом перилец. Работа оказалась трудоемкой, сбивать этот круглый ломтик железа пришлось из неудобного положения. Затем потребовалось разрезать трубочку из жести, оказавшуюся внутри.

– Что дальше? – спросил Рустем, весело улыбаясь экс-директрисе.

Илляшевская молча расправила полиэтиленовый пакет, подставила под отверстие в перильцах.

– Тяни медленно жестяную трубку, – приказала она.

Рустем осторожно потянул. Из трубочки в прозрачный пакет посыпалась беззвучная струйка белого порошка. Через полтора часа кропотливой работы шесть пакетов были наполнены и завязаны крепкими кусочками шпагата.

Своеобразные кладоискатели вытерли со лба трудовой пот. Теперь оставалось так же осторожно, при свете фонаря, проделать обратный путь к выходу. А затем изящно смотаться из бывшего феминистского филиала. Когда они выбрались на улицу, небо, такое беспросветно черное за полночь, стало глухо синеть, светлея от явления предрассветного месяца, заплаканного и висевшего косо. Подкатила «Нива».