Елена Чалова - Открывающий двери

Глория вздохнула. Конечно, она полетела туда сама, сбила спесь с агента, понизила цену на аренду, пригрозив подать в суд, договорилась о поставке холстов и прочего необходимого. Позволила себе пару дней провести на море, благо в «халупе» имелось три спальни, прекрасный вид на океан и от нее десять минут пешком до пляжа. Глория с изумлением выяснила, что Ромиль не умеет плавать. Более того, он ни разу в жизни не видел моря, не говоря уж об океане.

В принципе в наши дни любой человек, хоть как-то учившийся в школе и смотревший телевизор, представляет себе, что такое море и океан. Это много-много воды и пляж. Ромиль тоже так думал, а потому оказался совершенно не готов к тому первобытному чудовищу, что вздыхало и ворочалось у края земли. Только увидев бьющиеся о скалы волны, осознал он значение слова «стихия». На следующий же после приезда день, Ромиль нашел какого-то типа, который за совершенно несусветные с точки зрения Ричарда деньги согласился покатать его на яхте. Цыган и капитан яхты ушли в море, а Ричард остался на берегу. Глория по телефону уговаривала его, обещала деньги, потом угрожала – но ничто не могло заставить Ричарда отправиться в океан на утлой и не слишком чистой посудине.

Вот если бы это был круиз на комфортабельном океанском лайнере, тогда пожалуйста, он, Ричард, согласился бы. Но Ромиль и слышать не хотел о красивом теплоходе с барами и бассейнами, с казино и концертным залом. Он желала остаться с океаном один на один, видеть его близко, чувствовать его кожей и нервами, бояться его волн и ветров и восхищаться его ветрами и волнами. Капитан яхты, не будь дураком, держался не так уж далеко от берега, но на расстоянии достаточном, чтобы этого берега видно не было. Он с удивлением поглядывал на своего смуглого пассажира, который днями, а то и ночами сидел на палубе. Иногда он разговаривал с волнами, а когда поднялся ветер и волна стала захлестывать палубу, он смеялся и пел. Они вернулись на берег через три дня, и Ромиль ни на минуту не пожалел об уплаченных за поездку деньгах.

Вода тянула его и пугала одновременно. Он входил в волны по колени, садился и, как ребенок, перебирал камни и песок. Вскрикивал, если волна плескала ему в лицо. Со странным чувством зависти и страха смотрел он на многочисленных спортсменов, наполнявших пляжи и прибрежные кафе и бары: серферы, вейкеры, дайверы, винд-серферы, кайтеры – кого здесь только не было! Ромиль крутился среди этой загорелой толпы, жадно вглядывался в лица, быстрыми штрихами рисовал наброски и дарил, если они нравились тем, кого он рисовал. Ричард попытался было остановить его, но цыган, выслушав объяснения «все твои работы стоят денег и часть этих денег принадлежит твоему агенту, да и глупо так разбазаривать себя, это обесценит следующие работы», лишь презрительно скривил губы, стряхнул со своего плеча руку Ричарда и ушел на берег в обнимку со смуглой красоткой, которая хотела, чтобы он ждал ее на берегу, и обещала вернуться «соленой и влажной».

Ричард смотрел ему вслед в бессильной ярости. Конечно, во всем виновата Глория, думал он. Как было хорошо, пока она не подобрала этого щенка, не легла под него и не начала тянуть его к славе. Теперь Глорию мало волнуют другие проекты. Он, Ричард, подписал отказ от претензий на комиссионные от Ромиля, потому что не хотел иметь ничего общего с этим грубым и неотесанным типом, явившимся невесть откуда. Он словно сглазил его своими темными цыганскими глазами: дела идут паршиво, проекты кое-какие деньги приносят, но ничего сравнимого с тем, что получает теперь Глория, он найти не смог. Эдьяр его бросил и следующий мальчик, в которого он влюбился тоже… И вот теперь Глория прилетает на три дня, дает указания, всем распоряжается, а потом возвращается в Нью-Йорк, а он, Ричард, торчит на берегу чертова океана.

Ричард сидел в баре на берегу, смотрел на море и жалел себя, допивая то ли третий, то ли четвертый мартини. Дошло до того, что он соглашается на роль няньки при этом варваре, при цыгане, который презирает его и даже не скрывает этого. Ричард всхлипнул. Был момент, один-единственный раз, когда этот негодяй допустил его к себе, позволил обслужить себя, а потом оттолкнул, как раба. И больше ни разу, ни разу не мог Ричард добиться его расположения. Если бы Ромиль хотя бы снизошел до ласки… я был бы счастлив, я был бы его рабом добровольно… Он сам испугался собственных мыслей. До чего я докатился, боже, до чего? Пошатываясь, Ричард встал и двинулся было в сторону моря. Однако представил себе, с каким недоумением будут оглядываться на него ребята-серферы: не первой молодости мужик, явно не спортсмен, крутится рядом… Один раз его чуть не побили, другой – просто заперли в туалете. Такого унижения он не испытывал давно…