Александр Зеленский: Схватка с преисподней

– Ты хотел меня видеть? – спросил я. – Пожалуйста. Вот он я! Хочешь поговорить по душам? Тоже, пожалуйста…

Я провел Воробьева в мастерскую под номером два и указал на искусно сервированный стол со всякими закусками и выпивкой:

– Видишь, как я тебя ждал…

– Сидеть за одним столом с таким проходимцем, как ты, я не намерен, – заявил Воробьев. – Скажи лучше, на что ты надеешься после всего, что натворил?

Я выпил без него, закусил и приготовился к длинной обвинительной речи в свой адрес. Но Воробьев был немногословен. Он только сказал:

– Ты совершил уголовно наказуемое деяние по статье 228-й и, как минимум, получишь за свои художества десять лет лишения свободы.

В общем, он меня не захотел понять, а я его не смог убедить. Но честное слово, я не собирался его убивать. Мы сцепились, потому что он вдруг решил препроводить меня в милицию. На что я, разумеется, не согласился.

Это была не борцовская схватка, а драка без правил. Так дерутся уличные мальчишки, не поделившие подружку.

Мы успели обменяться “приветами” – я поставил ему под глазом “фонарь”, а он рассек мне до крови губу. В пылу драки я вдруг почувствовал, что мастерская быстро наполняется еле заметным серебристым газом – это сработали мои помощники. Вскоре я потерял сознание.

Очнулся я только утром следующего дня и сразу спросил: “Где Воробьев?” Мне ответили, что он переправлен в надежное место, как и было задумано.

Я отыскал среди разбитой посуды уцелевшую бутылку виски и выпил ее почти всю. У меня на душе было тревожно, но я все-таки надеялся, что Воробьев жив. Мне хотелось ему еще кое-что сказать, доказать…

И тут заявился босс.

– Все пьешь? – спросил он.

– Пью! – ответил я с вызовом.

– Ну, так выпей и за помин души раба Божьего Виктора…

– Как?.. Что ты сказал?! – Я замахал руками, словно стараясь отмахнуться от суровых слов, рассеять их, обратить все в шутку.

– Господин Воробьев утонул по собственной неосторожности… Понял? Это самоубийство, – наставительно проговорил босс.

– Врешь! Мы так не договаривались! – возмутился я и пошел на него с кулаками.

– Тут я решаю, что делать! – резко ответил босс, отступая назад. – Можешь пить, гулять сегодня, черт с тобой… А завтра тебя ждет серьезная работенка. Готовься!

Он ушел, а я, выпив еще, окончательно прозрел. До меня наконец дошло, что они и меня уберут, как Виктора, после того как до конца используют… Черта лысого! Я не позволю им куражиться и напишу обо всем, куда следует. И я пишу! Не считайте эти записки пьяным бредом. Я расскажу о многом. О том, например, какими путями идут из Афганистана наркотические вещества. Я знаю даже о таком, отчего у всех вас волосы станут дыбом на голове…» И подпись: «Алексей Чесноков, прапорщик запаса, в здравом уме и твердой памяти».

Я отложил письмо и вопросительно посмотрел на следователя прокуратуры.

– А теперь взгляните сюда, – Коломийцева вынула из черного пакета несколько фотографий и разложила их на столе.

На фотографиях был запечатлен один и тот же человек, сидевший в неудобной позе за столом, на котором находилось множество пустых бутылок из-под спиртного. Только просмотрев несколько снимков, сделанных с разных точек, я понял, что вижу перед собой мертвеца до такой степени обезображенного, что опознать в нем конкретного человека вряд ли было возможно.

– И все же этот человек опознан, – словно отвечая на мои невысказанные мысли, проговорила следователь, – как Чесноков Алексей Васильевич, 1970 года рождения. Его нашли убитым в мастерской, ранее принадлежавшей художнику Шаврину. Сейчас нами возбуждено уголовное дело по признакам статьи 105-й УК. Что вы можете заявить по существу этого дела?

– Прежде всего, я хотел бы попросить вас выделить в отдельное производство дело о доведении до самоубийства Виктора Воробьева, – заявил я. – У меня имеется информация, которая неоспоримо доказывает это.

– Это мы сделаем, Александр Григорьевич, – произнесла Коломийцева. – А сейчас мне необходимо задать вам несколько вопросов под протокол по существу дела. Вы готовы отвечать?

– Да, я готов к ответу, – твердо сказал я.

Когда я вышел из здания прокуратуры дождь сменился снегом, задул пронизывающий северный ветер.

Подняв воротник своего плаща, я, знобко поеживаясь, заспешил к станции метро «Тульская». Мне оставалось перейти Варшавское шоссе и юркнуть в подземный тоннель, чтобы хоть на время спрятаться от непогоды, но я успел проскочить только половину шоссе, как с обоих сторон двинулись «автостада» разнокалиберных машин. Все они, недовольно гудя, объезжали поливальную машину, которая зачем-то разбрызгивала воду вокруг пешеходного перехода, в центре которого оказались я, еще один мужчина, нервно куривший сигарету, и молодая мама с пятилетней дочкой.