Вячеслав Белоусов - По следу Каина

– С отчеством?

– Аркадиком его всё время называла, вроде как мальчика на побегушках. Своего, покойника-то, постоянно Дмитрием Филаретовичем, ну князь, да и только! А этого, как гарсона. Ну я её и спроси про отчество. А она глазки закатила, задумалась, вспоминать начала…

– Врала.

– Лукавила, но так тонко. И переиграла. Тоже, наверное, брала курсы у какого-нибудь Станиславского. Или пробовалась в водевили.

– Мне Донсков передал, что их соседка, Матрёна Бокова, про эту парочку думает.

– Юра со мной тоже поделился. Вот я на неё тогда и взглянул по-иному, но вида не подал, думаю: пой, птичка, пой. Про род его занятий совсем почти забыла. Стал я её допытывать, за какие грехи его из врачей попёрли, так она понесла несусветное…

– Это чего ж? Очень интересно. Я, знаете ли, когда осмотр делал, в её комнате большое количество зеркал приметил.

– Ты же сам её внешность отмечал. Почему бы женщине не полюбоваться на себя лишний раз?

– Так-то оно так. Но больно уж чрезмерным показалось мне их количество. К тому же ни одно не прикрыто материей. При покойнике у нас завешивают. Я у соседки, старушки богомольной, поинтересовался насчёт этого. А она мне не ответила, только фыркнула хуже злой кошки и на вдову скосилась. Ей, я понял, самой не по нраву. Бабка носом повела, не она, мол, здесь хозяйка, а сама по углам крестится.

– Это ты к чему про зеркала-то?

– А чёрт его знает! Я Толупанчика спросил, а тот у бабки своей. Ивелина Терентьевна тоже враз закрестилась, обругала внучка и сказала, что открытые зеркала – большой грех, они вроде накликают нечистую силу.

Федонин на меня глаза вытаращил, рот открыть никак не может.

– Зеркала – это вроде канала общения одного мира с другим, если на современный язык перевести – с потусторонним.

– Чего ты несёшь! – наконец прорвало его. – Что за бред? И это я слышу от!..

Он задохнулся от возмущения.

– Вы меня тоже придурком-то не считайте, Павел Никифорович, – прищурился я. – Я ведь обидеться могу. Мне что старые люди говорят, то и я вам повторяю.

– Да разве до такого можно додуматься?

– Здесь сектантством пахнет! Вот куда я клоню. Неужели вы меня… за дурачка считаете?

– Сектантство? – он вроде начал отходить, лицо с красного к нормальным оттенкам возвращаться стало. – Нет. Откуда ему быть? Семиножкин глубоко верующим человеком был. Вон икон сколько в квартире! Сам рассказывал. Разве он потерпит?

– А в её комнате икон не было. Обходилась без них вдовушка. А Семиножкин мог и не догадываться.

– Такой зрелый мужчина? Нет. Глупость.

– А может, и стал догадываться после женитьбы, а потом уже поздно. Почему он не доверил ей своих тайн? Сейф-то прятал от жёнушки!

– Ты её подозреваешь?

– А вы?

Федонин за ухом почесал, задымил «беломорину», задумался.

– Я женщинам, особенно красивым, да к тому же моложе возрастом, никогда не верил, если даже глазки строили.

– Неправда. Ваша Нонна… – начал я.

– Свою в расчёт не беру. Особый случай. А вот насчёт твоей версии?.. Она, конечно, не нова, мы её, помнишь, сразу не сбрасывали со счетов, а сейчас она пробиваться наружу стала. Я тебе скажу – вполне вероятен союз двух молодых за спиной старика Семиножкина. Поэтому я команду Юрию дал; за квартиркой вдовы уже следят. Так, на всякий случай, но пока ничего особого замечено не было. А вот то, что Серафима Илларионовна темнит, я тоже подметил.

– Интересно?

– Про причину его увольнения из больницы пытаю, а она начала, как ты, ахинею разную нести, мол, юношескую ошибку ему припомнили, он ещё в студенческую пору необычным увлекался, эликсир молодости какой-то мечтал добыть, даже опыты над сокурсницами делал, за что чуть не вышибли.

– Все мы этим страдали! Ахис мунди, – вырвалось у меня.

– Чего? – не понял Федонин.

– Я так. Это скорее понятие, чем объект.

– Нет, уж ты снизойди до меня, глупого, раз латынью заговорил.

Тон старшего следователя был соответствующий, я, конечно, дурака свалял, надо было держать язык за зубами, нечего выпендриваться явно излишними знаниями, но назад дороги были отрезаны оттопыренной обиженной губой старого лиса.

– Алхимическое золото, вечный двигатель, эликсир молодости – пуп земли, вокруг которого человечество испокон веков нос водило, всё пытались найти, а не удалось. И сейчас умников хватает. Буквально – ось мира.

– Вот за эту ось ему и доставалось всё время. Только начал врачевать наш Аркадий Викентьевич, удумал гипноз применить на одной из своих пациенток. Да так, что та чуть не окочурилась. А ведь терапевтом был!