Владимир Голубев - Алмазное лето

– У меня есть ещё немного времени подумать, я же школу не закончила.

– Задумалась – это хорошо, значит взрослеешь. Раньше, бывало, сразу отказывалась.

– Сергей Геннадьевич, а кем мне здесь представляться?

– Моей помощницей. Сказал всем, что ты, мол, суперпереговорщица, а главное – мой счастливый талисман.

– Талисман?

– Пусть думают что хотят. Главное, нам надо сделать своё дело – выгодно купить разработку алмазов или соскочить с этой сделки. Я не могу вот так запросто рискнуть и выкинуть на ветер несколько миллиардов. На остальное не обращай внимания, у старика в голове полно тараканов, да тут ещё, как на грех, какой-то кудесник объявился. Но нас это не касается: мы всего лишь гости, приехали вести деловые переговоры, а не понапрасну терять время и спорить о каком-то мифическом Перуне и Даждьбоге.

– Согласна, мне уроков истории хватает в школе.

– Ты знаешь, что завтра в Архангельск прилетит Женя?

– Нет. А зачем, если не секрет?

– Он что, тебе не сказал?

– Нет. Наверно, сэкономил на звонке.

– А я думал, он ухлёстывает за тобой?

– Вот, сами видите, даже не позвонил. А для чего он понадобился вам?

– Если наша сделка всё же состоится, он будет готовить пресс-релизы для СМИ. Страна должна знать о разработке нового месторождения алмазов. Тем более скоро выборы здешнего губернатора, ему надо показать народу, что область успешно развивается, несмотря на экономический кризис и санкции. – Бугрин хлопнул по коленям. – Всё, я пошёл переодеваться. Я живу рядом с тобой, имей в виду. Спускайся на ужин ровно в семь тридцать, не опаздывай.

– Постараюсь, я девушка организованная. До встречи.

За несколько минут до установленного Василием Прокопьевичем времени ужина Алёна пошла на первый этаж. Её загодя предупредили о дресс-коде, и она спускалась по гулкой лестнице в строгом синем платье и в туфельках, но на низком каблуке. Шпильки осилить она пока не могла, отчего время от времени испытывала чувство неловкости.

В огромном гулком зале, более похожем то ли на храм, то ли на музейный павильон, никого не оказалось. Девочка решила прогуляться по хозяйским просторам, тем паче там было на что поглазеть. Она энергично прошла вдоль стен, увешанных потемневшими иконами со строгими ликами и золотыми нимбами да полотнами с лицами давно живших бородатых мужчин на фоне снегов и парусов. Вблизи, словно солдаты, ровным строем стояли резные дубовые витрины, где за стёклами нашли приют разные диковины – черепа носорогов, бивни мамонтов и гигантских оленей, а ещё подсвеченные минералы, куски янтаря с застывшими в них тысячелетия назад насекомыми. Рядом дремали расписные прялки, крестьянские короба и огромные братины. Алёнка долго не отводила взгляд от намалёванных когда-то крестьянами ярко-красных цветов, волшебных львов и птиц Сирин. После приметила не только уже знакомых быстроногих алых лошадок, но даже и забавного северного оленя с чёрными рожками, среди потешных утиц.

Везде и во всём чувствовалась неумолимая рука хозяина – во всяком предмете, в завиточке резьбы, в блеске старых изразцов, ещё хранивших в зелёной глазури память о ссыльном Аввакуме, в каждой пустяшной вещице, что, может, сто лет валялась на чердаке заброшенного поморского дома. Во всём проглядывался его широченный и в то же время по-народному утончённый вкус. Порой молодой горожанин пронесётся на самокате мимо деревянных кружев наличника на старом доме и даже не бросит взор в его сторону, а через несколько лет, когда дом снесут в угоду «точечной застройке», он с грустью припомнит навсегда утраченную прелесть, казалось бы, тривиальных вещей. А кто-то из тонкокожих примется спасать уходящую в безвестность натуру – сберегать памятники, основывать музеи, делать фотографии…

Алёна даже ощутила, как нежданно повеяло тревогой от этого ещё невиданного ею человека. Что за характер, что за воля скопила здесь все эти раритеты? Подумалось: откуда берутся на земле такие люди, как Бугрин, Морозов? То ли рождаются среди нас, обычных людей, или может, подобно небожителям, спускаются с небес, чтобы помочь простому люду и двигать вперёд скрипучее колесо истории? На каком-то подсознательном уровне так хочется их люто возненавидеть за неуёмные богатства и выпендрёж, за наряды и чудачества. Но, столкнувшись с ними нос к носу и приметив, как они день и ночь корпят над своими и чужими задумками, как фонтанируют нетривиальными идеями, захочется не только понять их, а стало быть, и помиловать, но и гаркнуть в небеса: пошлите нам поболее этой неуёмной энергии, и мы здесь со всем управимся.