Ольга Иконникова - Кафедра

– Я не хотел обидеть ее. Я просто забыл о ней. Письмо с приглашением в кафе я отправил ей в среду. Она ответила мне в четверг. И я был уверен, что пойду на это свидание. Я, правда, этого хотел – хотел начать всё сначала.

Интересно, с кем из нас он тогда хотел начать всё сначала – со мной или со Светлячком?

– А потом позвонила Даша – плакала, просила прощения, говорила, что любит меня.

Он заметно смущается – наверно, вспоминает, что Даша позвонила как раз тогда, когда он был со мной. В маршрутке.

– Словом, мы помирились. И сразу же потребовалось сделать столько дел, что ни о чём другом думать я уже не мог. С тех пор она не написала мне ни разу – до сегодняшнего дня.

Он чувствует себя виноватым – это видно. Но меня волнует другое.

– Что она написала сегодня?

– Вот, я распечатал: «Здравствуйте, дядя Киря. Вы, наверно, уже забыли меня. А вот я Вас – нет. Не правда ли, Вы сожалеете, что кто-то сумел подобрать пароль к Вашему компьютеру? И Вы, наверно, подумали, что это случайность? Так вот, заявляю Вам, – нет».

Я беру протянутый листок.

– Должно быть, очень сильно она на тебя обиделась, если не забыла за столько лет.

– Глупо, – хмыкает Сашка. – У нее не было причин для столь жгучей ненависти. Да, виртуальный друг не пришел на свидание. Ну, и что?

Я представляю девочку, сидящую с подружкой в кафе и беспокойно глядящую на часы. Она уже понимает, что он не придет, но еще хватается за соломинку. Еще надеется, что вот-вот распахнется дверь, и покажется он – ее придуманный принц. А подружка не подбадривает, наоборот – называет лгуньей или дурой.

Нет, мужчинам этого не понять.

Вадим хватается руками за голову и начинает раскачиваться из стороны в сторону.

– Если бы я мог объяснить ей, как сожалею о том, что тогда произошло.

Внешне он полон раскаяния. Надеюсь, что не только внешне.

– Напиши ей! – советует Сашка.

– И напишу! – с жаром соглашается он и тут же снова сникает. – Только мне кажется, это для нее уже не важно. – И совсем шепотом добавляет: – Для всех было бы лучше, если бы я тогда пошел не в ЗАГС, а в кафе.

Он так близко подходит к запретной теме, что я сижу, затаив дыхание.

А он заглядывает в лежащую на столе пачку сигарет и с удивлением обнаруживает, что она почти пуста. Он достает сигарету и долго нервно чиркает спичкой, высекая огонь.

– У вас с Дашей всё настолько плохо? – решаюсь-таки спросить я.

Вадим передергивает плечами:

– Мне сейчас кажется, у нас изначально что-то было не так.

Каждое слово дается ему с большим трудом – ошибки нелегко признавать. А я вспоминаю его самого восьмилетней давности – веселого, глупого, влюбленного.

Сашка молча смотрит в окно. Он осведомлен об их семейной жизни гораздо лучше, чем я.

– Прости, что спрашиваю, но почему вы тогда едва не расстались? Этого ты так и не сказал.

Он долго собирается с мыслями.

– Я никому этого не говорил. Только ей, Светлячку. Впрочем, теперь это уже неважно.

Я ругаю себя за любопытство, но, тем не менее, спрашиваю:

– И всё-таки?

Ему неприятно рассказывать, но он же сам начал разговор.

– Мы с Дашей тогда пошли выбирать обручальные кольца. Ей понравилось из белого золота, с изумрудом. Но разве я мог позволить себе такую покупку при моей аспирантской стипендии? Я предложил кольцо поскромнее. Она обиделась, сказала, что если я не могу купить любимой девушке кольцо, которое ей нравится, то мне вообще не стоит жениться.

Сашка по-прежнему делает вид, что его вовсе тут нет – ему Даша нравится ничуть не больше, чем мне. И, в отличие от меня, восемь лет назад он даже пытался отговорить Кирсанова от этого брака – мне это тогда казалось неудобным.

– Может быть, она была права? – предполагаю я. – Извини, если это звучит жестоко.

– В том-то и дело, – с горечью соглашается Вадим. – Мне кажется, она до сих пор жалеет, что вышла за меня замуж. Я же ей горы золотые обещал. А как мы рассчитывали на нашу фирму! Питер так и сказал – прибыль пятьдесят на пятьдесят делить будем. Знаете, я только теперь, кажется, понял, почему Даша вернулась ко мне. Сразу как-то не сообразил. Она на дядюшку моего купилась. Помните, когда он впервые в Россию, на родину своего отца приехал да десять тысяч долларов дому ветеранов подарил, все городские газеты писали о щедрости заграничного миллионера? Приврали, конечно, для красного словца. Не был он никогда миллионером – обычный обеспеченный американец. Ну, а она, должно быть, из тех статей соответствующие выводы сделала. Детей у него не было, и я вдруг его самым близким родственником оказался. Но и тут я ее разочаровал. Дела на фирме пошли не блестяще, и дядя в моих деловых способностях разуверился. Ну, а после того, как прошлым летом Питер женился, наши отношения с Америкой и вовсе стали прохладными, – он вдруг замолкает, открыв рот, а потом спрашивает шепотом: – Неужели это она? Через столько лет? Я думал, она забыла давно о той глупой истории. Ну, кто я был для нее? Друг по переписке? Она даже имени моего не знала.