Татьяна Гармаш-Роффе - Уйти нельзя остаться

Но кто же тогда, кроме Шапкина?

Учительница Анна Ивановна Деревянко полностью отпала. Уже при последней встрече стало ясно, что она перевернула ту жуткую страницу своей жизни. К тому же все эти дела с блогами – не ее возрастная категория… Самое же главное в том, что Игорь, отправленный Алексеем на место ее работы и учинивший скандал из-за забытого якобы зонтика, получил подтверждение от начальника бывшей учительницы, что Анна Ивановна никуда не отлучалась в тот день, когда погиб Боб. И, стало быть, Игорь никак не мог оставить зонтик в пустой приемной, как он утверждал, блефуя.

Этот маленький демарш подтверждал алиби бывшей учительницы. И полностью снимал тем самым вопрос о ее причастности к убийствам.

Последним живым из Компашки, если вычесть Юру с Ингой, оставался Дима Щербаков. По сведениям Алексея, он владел довольно крупной компанией, занимавшейся транспортной логистикой. Какой ему интерес избавляться от бывших одноклассников? Он с ними почти не общался и уже, наверное, думать забыл о той некрасивой истории, в которой был пешкой. Человеком он стал состоятельным, но никакого поста видного не занимал, чтобы ему вдруг убояться за свою репутацию и приняться в срочном порядке ликвидировать свидетелей…

Кто еще мог? Стелла в заботах о положении своего мужа? С ее ресничками? Ротиком сердечком?

Чисто теоретически почему бы и нет. Но представить ее в этой роли у Алексея не получалось. Уж больно глупа. «Я ль на свете всех милее, всех румяней и белее…» – вот все, что ее заботит!

М-да. Выходит, что это Зиновий…

– Игорь! Как там дела? – заглянул детектив в кабинет.

– Пока не получается…

– А в чем твоя гениальная идея, не поделишься? Ты сказал, что тебе ясен психологический тип Шапкина.

– Ну… – Игорь немного смутился. – Ведь Юра Стрелков – это в некотором смысле самая большая любовь Зиновия Шапкина. Я не хочу сказать, что он «голубой», любовь ведь необязательно должна быть половой. Вы согласны?

– Полностью.

– Неуверенные в себе люди всегда тянутся к уверенным, вы замечали?

Ну конечно, он, пацан, уже замечал, но сомневается, что другим дано, хех…

– Я понимаю, о чем ты говоришь.

– Ну вот, я поэтому подумал о Юре… И ввел на пробу в качестве пароля «стрелков». Не сработало. Потом «стрелок» – тоже не сработало. Тогда я ввел «юрастрелков»…

– Не сработало?

Игорь покачал головой.

– Ну давай, думай еще.

Кис вернулся на кухню. Ему тоже нужно было подумать еще.

Выходит, это Зиновий.

Нет, нет, нет, не выходит!!! Как выразился Игорь, психологический тип Шапкина вполне ясен. Не дурак, но и не умный, нахватанный разрозненных знаний, которые не переплавились в образованность и тем более культуру, отчего в его блоге островками торчат какие-то заумные словечки посреди приблатненной речи люмпена…

Но, что важнее, его самоподача принципиальным образом расходилась с тем, что говорили о нем Лера и староста. Одноклассники считали его жалким занудой, тогда как в блоге он распускал перья и грудь колесом: рассказывал, как он, великолепный Зиновий, срезал Юру своими умными замечаниями.

Проще говоря, он творил мифы о себе и верил в них!

Мифоман – это человек, плохо воспринимающий реальность. Человек, живущий в вымышленном мире с искаженной геометрией, в мире, расположившемся по окружности вокруг него, где он центр. И потому он не в состоянии играть заранее задуманную в сценарии роль с дальним прицелом на убийство… Нет, роль – это до некоторой степени обман других. А Зина Шапкин всю жизнь увлеченно обманывал – себя.

Он отнюдь не видел себя занудой! Он вовсе не мыслил себя неудачником! Он самый лучший, а все вокруг козлы и суки, сломавшие его жизнь! Вот о чем хотел поведать миру Зиновий Шапкин в своем блоге!

Причем, что такое «лучший», он вряд ли знает. Нет у него шкалы ценностей, в которой выстраивалась бы парадигма оценок между добром и злом. И за двадцать с лишним лет он ее не наработал, о чем блог свидетельствует со всей очевидностью: происшедшие в школе события он описывает глазами все того же школьника! Взрослый мужик, он до сих пор называет Анну Ивановну Деревянко бездушным школьным прозвищем «Деревяшка», и ни одной ноты сочувствия к ней не мелькнуло в его повествовании.

По правде говоря, Шапкин с его нравственной инфантильностью вызывал у детектива еще большую брезгливость, чем убийца. Тот хоть понимал, что избавляется от свидетелей давнего греха .

А Зиновий до сих пор этого не понял.