Татьяна Гармаш-Роффе - Уйти нельзя остаться

…Она не стала рассказывать Верику о четвертой смерти. Надо сначала разобраться самой. Она устала слушать скептические замечания. Доказательств у нее нет – так пока, слова на слова. Ни к чему грузить Верика своими домыслами…

Даже если Лера была уверена, что это не домыслы.

Вечер в квартире Данилы – без самого Данилы – оказался тоскливым и неуютным. Она слонялась по комнате, не зная, чем себя занять. Неожиданно обнаружилось, что без него ей худо, особенно в его квартире, где все дышало им… Глупые, глупые люди! Как мы умеем усложнять себе жизнь! Казалось бы, любишь – ну и люби на здоровье! Отдайся своему чувству, наслаждайся близостью любимого, радуйся!

Куда там – на что-то обижаемся, чем-то недовольны. А с другой стороны, как иначе? Если Данила ушел, значит, не хотел вникать в ее «мелочи». Значит, ему все равно, отчего она расстраивается! И как же не обижаться?!

Лера ходила от вещи к вещи, рассматривала. Пока Данила был тут, ей и в голову не пришло изучать его квартиру, но сейчас она была одна. Рассмотрела фотографию его родителей на книжной полке… Перебрала кассеты… Провела пальцем по корешкам книг – у него оказалось довольно много эзотерической литературы, она только сейчас заметила, а Данила никогда не говорил с ней на эту тему… За свою жизнь Лера почитала две-три вещи подобного рода – они оттолкнули ее проповедническим тоном, которым автор-всезнайка поучал свою «паству», как правильно жить. А что Данила пытается в них вычитать?

Поступил ли он в соответствии с тем, что говорят эти книги? «Какими бы ни были твои эмоции – они твои, и я принимаю их как должное» – так он сказал. Это оттуда, из книжек?

С другой стороны, он оставил ее одну, чтобы у нее больше не возникало поводов для раздражения. Не стал раздражаться сам в ответ, не стал упрекать ее, просто дал ей перевести дух. Разве это не мудро?

Наверное, мудро. И даже очень, особенно если учесть, что она себя уже чувствует виноватой и тоскует по нему…

Может быть, он даже на это рассчитывал? Если так, то очко!

Желание ему позвонить и позвать стало настолько сильным, что она несколько раз бралась за телефон – и каждый раз ставила трубку на место. Несерьезно как-то… То ей с ним трудно – теперь без него плохо. Чего ты хочешь, Лера, в конце-то концов?!

Она знала чего: сказки. Той, которая была в Тунисе. И чтобы при этом она длилась вечно.

Но Лера знала, что сказок не бывает. И заставила себя прекратить делать круги вокруг телефона, села к столу, достала фотографии одноклассников и принялась размышлять.

Если четверо погибших не были связаны общим бизнесом… Юра обещал разузнать в два дня, один уже прошел. Позвонит ли он ей завтра? Послезавтра? Два дня – это как?

Итак, если четверо погибших не были связаны общим бизнесом и если убийца не псих, которому шепчут «голоса», что он должен извести бывших одноклассников по порядку, тогда в его действиях должна быть другая логика. А именно, как Лера уже предположила: он охотится за Компашкой. В таком случае он не тронет ее, Леру, а перекинется на средний ряд, где на первых двух партах сидели Юра с Ингой. За ними Роберт (он же Боб) с одной девочкой, в Компашку не входившей. И дальше на тот ряд, который у стены: первую парту в нем занимали Максим и Дима, а за ними Коля, ничем не примечательные ребята, которые подобострастно заглядывали в глаза Юрке Стрелкову и подражали ему дерзкими высказываниями на уроках – за право находиться в его орбите и считаться членами Компашки… Юра давно научился держаться барином, подумала вдруг Лера. Просто раньше ему хватало вкуса это скрывать – пренебрежение к «суете сует» входило в его имидж. А теперь, видимо, не входит. Вот и вся разница…

В Юриных интересах – прямо скажем! – разузнать побыстрее то, о чем просила его Лера! Если она права в своих догадках, то Юра окажется следующей жертвой!

Но если она права в своих догадках и дело в Компашке, то им кто-то мстит… За что же, интересно?! Учитывая их положение в школе – высокопоставленные хулиганы, – они могли, конечно, и обидеть, и оскорбить не так уж мало народу… Девочка, которую соблазнил и бросил Юрка? Учительница? Пионервожатая? Но тогда при чем тут вся Компашка?

Или… Карен намекал на групповуху. А вдруг это запоздалое раскаяние кого-то из девочек, жертв Юриного обаяния? Или какой-то мальчишка, который Юрой – светочем и почти что богом – и преданной ему Компашкой был презираем и унижаем? А теперь решил взять реванш, отомстить?