Татьяна Гармаш-Роффе - Уйти нельзя остаться

Во-первых, непонятно, где, собственно, произошло изнасилование? Стрелковская квартира родительскими стараниями отпадала как место происшествия. На улице как-то не сезон было – кто-то из нас задницу бы всякого отморозил. Во-вторых, Деревяшкины габариты были моих поболее. Серьезно поболее. Нет, чисто теоретически я, конечно, мог ее где-то зажать, но опять-таки все это было весьма непросто в деле прописать.

И тогда, чтобы утрясти все эти противоречия, следак устроил мне свидание с Ингой. Запер нас с ней вдвоем в своем кабинете. Эх, и дурак же я тогда был! Мог ведь разложить ее на столе и делать с ней что хочешь! Она же в моих руках была! А я не понимал. Думал, что следак в любой момент вернуться может. А он-то как раз прекрасно понимал, что Инга расплатиться за изменение моих показаний пришла. А уж как – дело наше. Специально и место, и время для этого предоставил. Только эта стерва, подстилка стрелковская, и здесь решила малой кровью отделаться!

Запела сладко.

– Ой, Зиновий, как ты осунулся, – сочувственным таким тоном. – Кормят, наверное, плохо. Я вот тут передачку тебе принесла. Следователь разрешил…

А я все не врубаюсь – чего пришла-то? Вроде пока на свободе гулял – не больно нужен был. И тут еще не совсем смикитил, что она упрашивать пришла показания-то изменить. И согласиться со всем, что следствие там напридумывает. Но она-то свою цель четко видела!

– Мы по тебе всей Компашкой скучаем. Жалеем, что так получилось. Надо было нам тебя от изнасилования-то удержать. Но ты как зверь был…

– Так я что, у вас на глазах ее?..

– Ага! Но ты у нас теперь герой!

Знает, сучка, чем пацана зацепить! Да, я – такой! И уже неудобно как-то жаловаться, наезжать. И как-то так незаметно разговор перевела к тому, что я вроде даже защитить ее должен, как свою даму сердца. Да чего ей грозило-то? Уж если парней отмазали, то она вообще пятым колесом в телеге в этом деле была! Стрелка пришла выгораживать, и как я тогда не понял?

Короче, стерва эта, как и все они, актрисой была неплохой. И слезу пустила, и обцеловала всего, и даже за титьку потрогать дала. Но дальше – ни-ни. Вдруг следователь войдет. В общем, развела меня по полной. Что теперь только она поняла, какой я благородный и какая мразь этот Стрелков. Мол, войди Зиновий в ее положение, свидетельствовать против Юры и Компашки она не может, потому как сама соучастницей окажется, а переть одному на всю эту номенклатурную кодлу она бы мне не советовала. А если я возьму все на себя, забуду, что кто-то еще там присутствовал, то папашки великие расстараются, срок по минимуму дадут – три года. И на СИЗО досидишь каким-нибудь помощником библиотекаря. Не жизнь – лафа.

– Я только теперь понимаю, Зиновий, – завершила она подвешивание морковки перед ослиным носом, – что зря только со Стрелком время теряла. Решила тебя ждать. Ты, как и я, парень из простой семьи, благородный. Дождусь и замуж за тебя пойду. Если возьмешь, конечно…

Какие я сопли розовые распустил! Обнимал «дорогую и любимую», целовал. В любви клялся! Она тоже не отставала. А напоследок свой трюк подъездный повторила. Через карман «затвор передернула». У-у, сучка, могла бы и до минета расщедриться!

А потом пришел следак, выпроводил Ингу и расписал примерно то же, что она говорила, но вполне предметно. Если не буду ерепениться, получу три года, досижу в СИЗО в приличной камере. Буду книжки развозить. А там, глядишь, год скостят за хорошее поведение…

И я изменил показания. Под диктовку. Получалось, что разложил я Деревяшку после уроков прямо на ее рабочем столе в классе. Следак сам морщился, когда эту чушь диктовал. Но куда денешься? Там такие прихваты были, что вякни не так – пойдешь кочегаром за Полярным кругом работать…

В общем, осудили меня, как и обещали, на три года в день, когда у моих одноклассничков был в школе последний звонок…

Вспоминать два года отсидки занятие не сильно благодарное. Кто там был, тому и так все понятно. Кого пока пронесло – все равно не поймет. Мне запомнились эти годы больше не внешними какими-то проявлениями жизни: тут все понятно – баланда, редкие шмоны, еще более редкая баня и т.п., а каким-то общим отупением. Где-то через месяц я понял, что Инга меня кинула. Ни одного письма или там передачки. Просил мать в письмах узнать ее адрес. Но из школы матушку директриса выперла в момент, а где жила Инга, я толком в письмах объяснить не мог. Были попытки, писал по каким-то адресам наугад. Но ни ответа, ни привета. Может, какое и дошло, только Инга и не подумала на него ответить.