Тед Косматка - Мерцающие

– В больнице есть лекарства, – сказал я. – Они могут спасти вас.

– Мне сейчас нужно одно лекарство – то, что поднимает мертвых. У вас такое есть?

– Я в последнее время забросил вуду.

Она улыбнулась.

– Тогда нам, похоже, конец. – Викерс надолго замолчала. – Не хочется умирать, но у меня нет выбора. Вы много видели там, в лагере?

– Достаточно.

– Хорошо. Значит, знаете, с чем сражаетесь.

– Да ведь я не знаю, – возразил я. – Толком не знаю.

– Он убил Боаза, – вставила Мерси.

Викерс взглянула на меня, не скрыв удивления.

– А говорят, век чудес миновал.

Улыбка перешла в приступ кашля.

Мерси тронула ее лоб ладонью.

– Она горит. Попробуем остудить.

Я спустился к пруду и набрал в ладони воды. Донес ее на пригорок и поднял руки над головой Викерс, капая ей на волосы.

Она повернула лицо навстречу воде, так что капли, стекая, промыли в крови чистые полоски.

– Настают последние дни, – сказала она. – Мир скособочился.

– Брайтон сказал, что я разбил мир.

– Да, разбил. – Голос Викерс сорвался. – Даже здесь чувствуется – он теперь лишен цели.

– Какой цели?

– Целью этого мира было то же, что у всякого другого. Создать следующий.

Она попробовала сесть прямо.

– Вообразите: миры в мирах, бессчетные как звезды. И все же боги сражаются здесь, и здесь они умирают. Спросите себя почему? Зачем они пришли? За что сражаются?

– Не знаю.

– Затем, что там пожар. – Викерс впилась в меня взглядом светлых глаз. – Все горит снизу доверху.

– Вы о каскаде, – понял я.

Она кивнула:

– Старые бегут. Каждый мир зажат в границах того, что над ним, и время тоже сжимается. Оно распространяется из мира в мир – порядок величины, миллисекунды раскладываются в тысячелетия, как подзорная труба. Но рано или поздно огонь поглотит всех.

Я сел в траву. Сказанное логически коррелировало с формулой, которую она мне показывала. Если логика допускает существование бесконечного каскада миров, что случится, когда умрет первый из них? А рано или поздно умирает любой мир. И тогда рухнет все – весь каскад. Куда бежать от такого? Как избежать конца?

И тут до меня дошло все целиком. Я разобрался в математике.

– Чем дальше ты заходишь, тем быстрее идет время.

Пространство и время взаимосвязаны. Если изобразить на графике течение времени в возрастающем количестве миров, при достаточно большом их числе выйдешь на асимптоту – из мира в мир стрелка будет стремиться к бесконечности.

– Это бег наперегонки с гибелью, – продолжал я. – Вот что такое каскад. Вот что такое цивилизация. Мы мчимся породить следующее поколение. И следующее, и следующее.

– Да, – кивнула Викерс.

И здесь тоже действует антропный принцип, сообразил я. Вселенные оптимизируются по скорости. Миры, достигшие критической стадии развития, быстро обгоняют остальные, и от поколения к поколению время раскручивается, как нить с катушки. Мгновение одной Вселенной становится веком для другой. Существует ли для них «вторая космическая» скорость – скорость отрыва? Можно ли создать вечность в пределах каскада? Мир за миром, миллионы или миллиарды лет свернуть в последнее мгновение изначальной Вселенной?

– А Брайтон?

– Он хочет оборвать каскад. Вокруг нас существуют невидимые вам трещины. В норме мир сам себя корректирует, выбирая те пути, что прямее ведут к цели.

– Выбирая?

– Корректируя, – поправилась она.

– Не понял. Каким образом?

– Представьте пространство-время бриллиантом, каждая грань которого – линия времени. Поворачивая кристалл, вы подставляете свету новые грани. Свет – наши души. И мы переходим от грани к грани, выбирая те, где наш свет нужнее.

Я качал головой, но уже соображал, возможна ли здесь оптимизация. Как с вентильными матрицами Сатвика, выбирающими наиболее подходящий для своей задачи путь. Что же, и мир на такое способен? Целая Вселенная?

Викерс продолжала:

– Но теперь здесь существует абераксия, и сломанного уже не исправишь. Абераксия охватила этот мир, пресекла временные линии. Прекратила коррекцию.

– Каким образом?

– Не знаю. Это гаечный ключ между шестернями. Нас с каждой секундой уносит дальше от истины. Пока…

– Пока что?..

– Разбитый мир не рассыплется.

Я уставился на нее.

– И этого добивается Брайтон?

– Да.

– Зачем?

Она не ответила, но мне вспомнились слова Мерси, сказанные в машине.

«Кто может знать, чего хотят змеи?»

– Может, он думает, что сумеет им управлять, – заговорила Викерс. – Но мы уже слишком удалились от линии.