Александр Звягинцев - Рецидивистка

А вот где искать ее? Тем более что драгоценности, которые она выманила, нигде не всплывали, то есть с реализацией цыганка не спешила. Колумб предложил было начальству объявить по радио и телевидению, что в городе действует мошенница, но получил по шапке. Мол, хочешь панику в городе посеять! Что нам в горкоме скажут? На весь Союз хочешь ославить?..

И вот теперь Колумб сидел в своем кабинете и тоскливо ждал нового сигнала о подвигах ворожеи. И дождался.

В магазине «Цветы» все шло как по маслу. Молоденькая продавщица оказалась абсолютно внушаемой и уже скоро сняла с себя и отдала серьги и золотой крестик. Оставалось забрать еще деньги, но тут в магазин зашел неведомо откуда взявшийся покупатель.

— Скажи, что магазин закрыт, — приказала цыганка.

— Закрыто, — послушно повторила девушка. — Попозже заходите.

— А мне срочно надо, — запротестовал незваный гость. — Я с работы отпросился. Ну что вам стоит!

Ворожея опытным взором отметила, что девушка «просыпается», и решила уходить, но было поздно. Девушка, словно стряхнув пелену с глаз, решительно сказала:

— А ну-ка верни мои драгоценности. Я сейчас милицию вызову!

— Нечистая сила забрала! — запричитала быстро злоумышленница, надеясь, что сомнамбулическое состояние повторится. — Подожди, я обряд проведу, все само в кошелек вернется!

Но девушка становилась только злее. Она решительно загородила двери:

— Отдавай, я сказала! Не выпущу!

— Пусти! — закричала цыганка. — А то облысеешь! Морду перекосит! Паралик стукнет, лежать будешь!

Но запугать не удавалось, и тогда ворожея просто вцепилась ей в волосы. Девушка вскрикнула от боли, отпрянула, цыганка метнулась в открытую дверь…

Услышав, что мошенница только что навестила магазин «Цветы» на улице Энгельса, Колумб бросился к своим стареньким «Жигулям», на которых раскатывал последнее время. Цветочный магазин был неподалеку.

Не доезжая до поворота, он вдруг заметил женщину, которая пыталась остановить уворачивающиеся от нее машины, бросаясь прямо на проезжую часть. «Жигули» Колумба, взвизгнув тормозами, остановились в полуметре от нее… Колумб уже выбрал лучшие слова для того, чтобы выразить всю глубину своих чувств, как женщина подскочила к машине и уставилась на него бездонными темными глазами.

— На вокзал, — решительно открывая дверцу автомобиля, приказным тоном выпалила она.

Колумб, чуть задумавшись, молча кивнул головой.

Когда тронулись, беспардонная пассажирка глубоко вздохнула, как бы стряхивая с себя сильное волнение.

— Успеем, — успокоил ее Колумб и, чтобы как-то отвлечь ее, свернув в переулок, спросил: — Мне жена рассказывает, что ходит у нас здесь по магазинам гипнотизерша, усыпляет продавщиц и они ей сами свои драгоценности отдают. Вот интересно, как она это делает?

Женщина только плечами повела, улыбаясь своим мыслям.

— А еще жена говорит, что она начертит пальцем крест на столе, а потом пепел от сожженной записки, прямо как заговоренный, на этот крест раскладывается… Чудеса да и только!

— Ну, чудеса уметь делать надо, — откликнулась женщина. — Палец сначала слюной намочи и черти что хочешь. Мокрый след остается… Ну, к нему пепел и липнет.

— Ловко.

— Эй, красавец, а куда мы едем?

— Да приехали уже, — ухмыльнулся Колумб, тормозя у отделения. — Выходим, гражданка, только без фокусов. И предупреждаю — я гипнозу не поддаюсь.

Долго еще потом загордившийся Колумб гипнотизировал сослуживцев рассказами о том, как он хитроумно вычислил, лично задержал и расколол преступницу, которая, как оказалось, к тому же пребывала и во всесоюзном розыске за мошенничество. Гипнотизировал до тех пор, пока не получил звание капитана.

Насупившись и тяжело дыша, прокурор Корчак хмуро слушал сбивчивый рассказ супругов Шуляковых. Его грузная фигура, втиснутая в видавшее виды деревянное полукресло, на фоне подпиравшего его спереди угловатого фисташкового цвета письменного стола выглядела достаточно нелепо. Под весом главного законника района хлипкий артефакт периодически поскрипывал, а рассохшийся стол работы современных мастеров мебельного дела слегка пошатывался, создавая в кабинете дополнительное напряжение, которое от надрывно-драматического повествования Шуляковых и без того угрюмо витало в воздухе.

Судя по всему, обоим заявителям было уже около пятидесяти. Женщина, болезненно полная, рассказывая, что привело ее к прокурору, непрерывно рыдала. Муж ее, тщедушный и робкий на вид, с тоской в глазах уговаривал жену не плакать и только поддакивал ей, повторяя все время бессмысленную фразу «Вот ведь оно как…». Корчака он почему-то называл «гражданин прокурор», словно обвиняемым был он, а не их сын, о котором шла речь.