Андрей Молчанов - Вход в лабиринт

Пакет с кокаином, тщательно взвешенный и опечатанный экспертами, отправился в хранилище вещдоков.

В мой адрес из уст задержанных изрыгались хамские угрозы, несшие в себе, вероятно, предпосылки всамделишных неприятностей, а потому торжества победы над злом наркоторговли я не испытывал. Тем более знал, кому кокаин предназначался: богемной накипи и рублевским зажравшимся куклам. Да хоть бы они им занюхались, исчадия богемно-коммерческого рая, перед грядущим своим переходом к вратам преисподней…

Вечернее заседание у Сливкина началось с минуты молчания по павшему от рук подлого профессионального убийцы сотоварищу. Горевали, омрачив рожи, настолько искренне, что впору было в связи с трауром перевести все мониторы конторских компьютеров в режим черно-белого изображения.

В мою сторону генерал не глядел. Зато, выслушав доклад о проведенной операции по задержанию ответственного таможенного чина, вылупился на меня с негодованием:

– Почему не озвучена фамилия в предварительном порядке ознакомления?!

И тут же, как по заказу, словно повинуясь палочке невидимого дирижера, грянули звонки по телефонам спецсвязи, повергшие его в смятение и оторопь.

– Да, как раз разбираемся, – лепетал он, хватая одну трубку за другой. – Элемент ошибки не исключен… Так точно… Кто виноват – к ответу…

Изредка он поднимал на меня взор, полный невысказанной, в силу обстоятельств непреодолимой силы, матерщины.

Когда телефонная буря мало-помалу улеглась, Сливкин, отдышавшись, вопросил меня неожиданно терпеливо и даже иезуитски вежливо, прикинув, видимо, что в конфликте сторон может обнаружиться тайное дно:

– Шувалов! Фигурант мог являться объектом провокации, что следует из раздавшихся комментариев. Есть такая версия в ваших запасах мозгов?

Взоры коллег испытующе скрестились на моей особе.

– Фигурант был организатором стабильной переправки кокаина через территорию США из Колумбии, – ровно поведал я. – Мы, бесспорно, изобличим его и доведем дело до суда.

– Такой персонаж пригодился бы в качестве информационного фонтана, – подал голос экономист Есин, уловив конъюнктурные веяния.

– И источника питания, – подтвердил я с саркастическим энтузиазмом. – По мощности и отдаче способного перекрыть возможности фонтана. С финансовыми плюсами, перевешивающими нравственные минусы. Но тогда возникает наивный вопрос: у нас совещание сотрудников милиции или консилиум дорогих адвокатов?

Сливкин хотел выплеснуть из себя нечто возмущенное, но поперхнулся словами. Остальное собрание взирало на меня задумчиво, но без неприязни. За все мое недолгое время службы в конторе меня могли упрекнуть в рискованной дерзости операций, в пренебрежении к авторитетам и служебным уложениям, обходу законов, но никак ни в корыстолюбии и угодничестве разного рода чинам.

Для большинства заседавших здесь деятелей моя персона, взявшаяся из средних глубин социального дна и перевоплощенная в удачливого функционера, являла собой в свободе своей случайности молчаливый укор в осквернении ими тех принципов ясного служения профессии, которые они голословно провозглашали на всех собраниях и которыми каждодневно пренебрегали из-за сиюминутных шкурнических выгод. Но идеал предначертанной и преданной ими судьбы, пусть и утраченный, болезненно напоминал им о себе в очередных отступлениях и лукавствах, как убитый абортом ребенок.

– Даже принимая в виду ваше происхождение… – сглотнув слюну, начал заместитель Сливкина, видимо, намекая на мое родство с вице-премьером, покуда, слава богу, неразоблаченное в широких массах, мы тем не менее не можем позволить…

– Такие вот, знаете, ремарки с галерки! – запенился, как шампанское, Сливкин. – Я уже устал от того, что каждая пипетка у нас мечтает стать клизмой! – но тут грянул последующий звонок. Долгожданный. Из администрации.

Сливкин выслушивал неизвестного собеседника, привстав из кресла по стойке «смирно», искаженной приступом острого радикулита.

– Есть представить к поощрению, – выдавливал он задушевно. – Есть – так держать! Есть – игнорировать всячески…

Положив трубку, оглядел жмущееся в пиджаках и удавках галстуков собрание подчиненных, произнеся вдумчиво и властно:

– Да, подтвердилась причастность. Мы не ошиблись в постановке вопроса. Но погорячились в дебатах… – и указал на меня пальцем, из чего следовало, что в дебатах погорячился я.

– Пусть он не прав, зато без задних мыслей, – мгновенно уяснив перемены в верхних слоях номенклатурной атмосферы, ляпнул в мою защиту первый зам.