«Артистическая, как же! — негодовала в душе Жюли. — Этот, с позволения сказать, артист имел любовника-шофера и строил глазки коридорным во всех отелях, где останавливался…» А Дардель якшался с темными личностями, спекулянтами черного рынка. Переиначенная история жизни Глории похожа на ее «подновленное» пластическим хирургом морщинистое лицо. Прадин в хаосе алжирской войны предавал всех и вся… А Глория — вот ведь сюрприз! — никогда не ошибалась и выбирала в спутники жизни безупречных мужчин. «Беллетризованная» автобиография выводила Жюли из себя. Ей хотелось крикнуть: «Вранье! Она выходила за них замуж, потому что они были богаты и боготворили ее. Да, боготворили. Даже старик Ван Ламм, закрывавший глаза на любовников. Моя сестра никогда не была весталкой, преданно служившей Скрипке. Она и в восемьдесят лет не упускала ни одной возможности. Я знаю, я всегда была рядом. Не вижу в этом ничего гадкого, но зачем же обманывать врача и строить ему глазки?»
Жюли бесшумно покинула комнату, чтобы выкурить сигарету и усмирить ярость. Боль дала о себе знать, и она помассировала бок. Между ее настроением и опухолью существовала явная, хоть и необъяснимая связь. Она перечитала приглашение, которое сама передала Глории час назад. Оно было отпечатано на карточке, от руки Джина написала «с дружескими чувствами» и поставила затейливую подпись с закрученной на манер лассо буквой «Д». Убедить Глорию принять приглашение будет непросто.
Наконец появились доктора.
— Изумительная скрипка, — сказал Ламбертен, обращаясь к коллеге.
«„Страдивари“ заинтересовал его больше Глории!» — подумала Жюли.
— Ваша сестра удивительная женщина, в ней так много жизненной силы! — Невропатолог перешел на профессионально-участливый тон. — Понимаете…
— Доктор Ламбертен, объясните же наконец, что с моей сестрой! — перебила его Жюли. — Глория очень изменилась за последнее время. Она явно чем-то угнетена.
— Так и есть. Выскажу парадоксальное предположение: думаю, мадам Бернстайн до сих пор не осознавала всерьез, по-настоящему, что скоро отпразднует столетний юбилей. Эта мысль забавляла ее, казалась оригинальной, но не вызывала ассоциаций с… концом пути. А теперь она прозрела и обнаружила, что стоит одна на краю могилы. Ваша сестра всю свою жизнь была окружена заботой. Вы ведь никогда ее не покидали, я прав? У нее нет опыта одиночества, она ни разу не оставалась наедине с собой, а теперь слава и любовь в прошлом, зал опустел…
— Вы правы, — тихим голосом произнесла Жюли. — Я уже целую вечность это знаю.
— Заранее прошу прощения за свой вопрос, и все же: вы верующий человек?
— Не слишком.
— А она?
— Глории никогда не хватало времени на Бога.
Они пошли в парк, и Ламбертен продолжил свои рассуждения:
— Что ей остается? Бунт. В первую очередь против собственного окружения. Она сейчас похожа на дикое животное, попавшее в капкан. Второй стадией будет депрессия. Потом…
Доктор Приёр перебил коллегу, спросив почтительным тоном:
— Вы не думаете, что соседство с другой столетней юбиляршей…
— Ну разумеется! — воскликнул Ламбертен. — Человек, которому пришла в голову идея подобного соседства, сам того не ведая, совершил настоящее преступление. Знаете, как говорят: «Двум аллигаторам в одном болоте не ужиться». Несчастные старушки сожрут друг друга. Только так они могут заставить биться свои усталые сердца. Кто возьмет верх? Обе повелевали миром, но их гордыне нужна еще одна вещь: последняя победа над соперницей.
— Значит, вы не рекомендуете нашей пациентке переселяться в другое место?
— Конечно, нет, она не переживет бегства с поля боя. Возможно, она отступит, почувствовав, что проигрывает, но меня бы это удивило.
— Это ужасно, доктор, — говорит Жюли.
Ламбертен пожимает плечами и осторожно берет ее за руку.
— Разве это не самая ужасная вещь на свете? Жизнь мучает людей, они с ней борются, так-то вот, дорогая мадам…
— Вы собираетесь лечить мою сестру, чтобы она могла продолжать…
Голос Жюли дрогнул, ей стало стыдно.
— А что бы вы сделали на моем месте?
«Я уже там…»
— Вот как мы поступим, — привычно мягким тоном заключает доктор Приёр. — Выпишем снотворное, придумаем диету, поможем успокоиться. А потом…
Он притянул к себе Ламбертена и Жюли и продолжил, понизив голос до шепота:
— Мне пришла в голову одна идея. Мадам Бернстайн собираются наградить орденом Почетного легиона. Я постараюсь ускорить церемонию. Она наверняка попала в список 14 июля, но вручение решили отложить до ее юбилея, то есть до 1 ноября. Попробуем поторопить события!
Читать дальше