Борис Зеленский - Весь мир в амбаре

«Неужели это наша последняя охота?» — обескураженно подумал Джонг, отбрасывая бесполезное ружье в сторону. Догматерий выглядел неуязвимым, а может быть, и был таковым, ибо нет ничего более непробиваемого, чем религиозные заблуждения. Взгляд Виктора скользнул вниз. Зурпла сидел на дне окопа и сосредоточенно изучал собственные ладони.

— Между прочим, поганая тварь через минуту займется непосредственно нами! — сообщил охотник. — А так как мы — убежденные атеисты, пощады не будет!

— Спокойно! — отозвался оружейный мастер. — Атеистов ничем не проймешь: ни трансмутацией воды в крепленое вино, ни геенной огненной!

— Геенной?.. — переспросил Джонг, и решение забрезжило в сумраке отчаяния. Разгадка неуязвимого заставила охотника вскарабкаться на бруствер. Он понимал, что идет на смерть, но, как говорится, смелость города берет.

— Эй, ты, чудище окаянное! Слушай меня внимательно и заруби на носу! Я тебя не боюсь! — маленькая фигурка на фоне нависающего обода подняла кулачок и погрозила исчадию подсознания:

— Ведь тебя на самом деле нет, ты существуешь в воображении тех, кто склонен к мистике! А я не верю в сверхъестественное! Сгинь, нечистая сила!!!

Колесо затормозило, и догматерий превратился во что-то совсем уж бесформенное, но, несомненно, обладающее органами речи, так как откуда-то сверху раздался громыхающий клерикальный голос:

— Ты мне лжешь, двуногое!

— Не верю в тебя, тварь отвратная, и никогда не поверю!

— Не может такого быть, — удивился монстр. — Все двуногие, которых я встречал, обязательно верят в иррациональное. Кто в Бермудский треугольник, кто в летающие тарелки, кто в столоверчение! Что может сравниться с тайной потустороннего мира, вечной загадкой Жизни и Смерти?! Вынырнет двуногий на какое-то мгновение из небытия, малость побарахтается, и снова в пустоту, в хаос. Ничто. И ничего после себя в реальном мире не оставляет кроме нытья, суеты и долгов. Скучно. Тоскливо. Страшно.Вот и приходится верить в переселение душ после окончательной остановки сердца. Ад, Чистилище, Рай... А заодно и в меня — средоточие всякой иррациональности! Ты, двуногое, все-таки мне лжешь, что ни во что не веришь! Наверняка, если заглянуть тебе внутрь поглубже, отыщется суеверьице, малюсенькое, но однако же суеверьице!

Охотник смутился. Всю жизнь он считал себя воинствующим атеистом, но вдруг в подсознании что-нибудь прячется? Темное. Неосознанное. Тогда пиши пропало. Не пожалеет ведь догматерий... Но отступать некуда!

— Валяй! — бесшабашно сказал Виктор. — Где наша не пропадала!

— Сейчас, двуногий, — прошипел монстр устрашающим шепотом. — Я проверю самые потаенные закрома твоей души. Под моим астральным взором все инстинкты становятся прозрачными, все побуждения, все страхи перед неведомым, накопившиеся за миллионы лет эволюции! И горе на твою голову, двуногий, если ты солгал хотя бы на йоту! Трепещи же и молись богам, в которых не веришь, атеист проклятый!

Джонг почувствовал, как что-то скользкое и прохладное проникло в черепную коробку и принялось шарить в памяти.

— Удивительно,— буркнул через некоторое время новоявленный рентгенолог. — Действительно, ничего. Абсолютно атеистическое мировоззрение, плюнуть негде! Слушай, двуногий, а жить тебе интересно?

— Еще как! — заверил монстра Виктор.

— Неужели трансцедентальное тебе до фени?

— Конечно, — усмехнулся охотник. — Я и в детстве ни в джинов, ни в гремлинов, ни в Бабу Ягу не верил!

— А в гадание, а в гороскопы? В гороскопы все верят! У меня припасен один со стопроцентной гарантией сбывания точно для твоего дня рождения! Между прочим, с повышением по службе, с успехами в труде и личной жизни...

Виктор захохотал и чуть не свалился Зурпле на голову. Тварь всполошилась.

— Вот ты и попался, гад! — сообщил охотник. — У меня начальство строгое — за красивые глаза повышать не будет!

Догматерий скукожился, занервничал, стал мелко трястись. Впервые он нарвался на такого суперрационального индивида. Рядом с Виктором встал Зурпла и нанес еще несколько ударов:

— В приметы тоже не верим!

— А чертова дюжина? — зашатался монстр.

— Тринадцать — наше любимое число. Тринадцатого Виктор женился, а меня любили тринадцать женщин! Вот!

По правде говоря, оружейник нагло врал. Не по отношению к приметам, в которые они оба действительно не верили. Просто в глубине души Кондратий был уверен, что охваченный паникой догматерий его душу просвечивать не станет. А ведь Последней Инстанции, как упоминалось выше, не чужда была вера в женское подкожное ясновидение!