Екатерина Островская - Исповедь без прощения

Карнаухов чмокнул мобильник, отключился и ладонью вытер губы. Посмотрел на корзину для бумаг, наклонился и достал из нее выброшенную сим-карту. Покрутил в руках, словно раздумывая, что с ней делать, и убрал в кармашек портмоне.

И перед тем как взять чашку для очередного глотка, произнес:

– Туфту гоните, гражданин Хворостинин: не бывает автоматических рассылок.

И тут же понял, что не уверен в этом, бывает в жизни всякое, и не только автоматические рассылки.

И все-таки ее выпустили. Никто не извинился, просто дали подписать бумагу о том, что гражданка Шеина уведомлена об избрании ей мерой пресечения подписки о невыезде, вернули сумочку, в которой был кошелек с мелочью, часы, цепочку и разряженный мобильник. В коридоре Даша прошла мимо следователя Карнаухова, он разговаривал по телефону или делал вид, что разговаривает. Заметив ее, он отвернулся. Спрашивать его о чем-то не было смысла, да и общаться с ним не хотелось. Даша вышла во двор, легкий морозец обжег лицо, а воздух после душной камеры показался необычайно чистым и свежим. Из стоящего неподалеку такси выскочил Хворостинин и подошел к ней. Даша обняла его, хотела поцеловать, но смутилась и, отстранившись, спросила:

– А где ваша машина?

– Мы вроде на «ты», – напомнил Дмитрий.

– Так почему ты не на своей машине? – Это было не главное, что ее интересовало, но девушка чувствовала себя немного неловко и не знала, с чего начать разговор.

– Она сломалась, но «Нива» все равно не моя, ее мне муж сестры отдал. А я все равно собирался приобретать собственную. Сейчас как раз самое время – большие скидки.

Даша корила себя за то, что приходится говорить о разной ерунде, когда очень хотелось сказать что-нибудь очень важное, только ни в коем случае не вспоминать о том, что с ней произошло. Хотелось, чтобы все поскорее закончилось, но ее терзало нехорошее предчувствие, что так просто ничего не проходит.

– Дима, спасибо тебе за все, – горячо поблагодарила она.

Хворостинин тепло улыбнулся и открыл перед ней дверцу такси. Даша села на заднее сиденье, а молодой человек – рядом с водителем. Она хотела, чтобы Дима ехал рядом, но почему-то постеснялась попросить. Но Хворостинин обернулся к ней и сидел вполоборота.

Когда машина тронулась, Даша поинтересовалась, как устроилась Регина, Дмитрий ответил, что женщина наводит порядок в ее квартире.

Он тоже боялся задавать вопросы, предполагая, что после пребывания в камере настроение у девушки не самое лучшее. Надо было находить нейтральную тему.

– Дима, а я так и не спросила, где ты все же работаешь?

– В армии служу, – ответил он, – сейчас в отпуске, а потом получаю новое назначение. Попрошу, чтобы оставили здесь.

Он хотел добавить еще что-то, но не успел, потому что в разговор неожиданно вклинился водитель:

– А я во флоте три года отбарабанил. Еще в советское время в строевой части бригады сторожевых кораблей. А вы в каких войсках, если не секрет?

– В российских, – сухо ответил Хворостинин.

Дашу переполняла нежность к этому человеку, которого она еще совсем недавно не знала вовсе. Чувство было такое, будто во всем мире у нее никого нет, кроме него. Но ведь это было правдой: ни родственников, ни верных подруг или друзей. Да, они дружили с художником Скуратовым, он даже в любви признался, но встречались не так чтобы часто, да и то разговоры всегда касались отвлеченных предметов, вроде искусства или истории живописи.

Дмитрий смотрел на нее, не отводя глаз. Даша положила ладонь на его плечо, хотела погладить, но не решилась. Он взял ее за руку. Так девушка и ехала до самого дома, держась за его руку, словно боялась потеряться.

В собственную квартиру пришлось звонить. Дверь тут же распахнулась, и в первый момент Даша не узнала женщину, стоявшую перед ней.

– Регина! – удивилась она. – Как ты изменилась!

– Просто волосы подровняла и уложила, – объяснила ее новая подруга.

Но не только прическа преобразила бывшую бомжиху. Теперь на ней были не потрепанные обноски. Регина нашла в шкафу шелковый брючный костюм, который как будто специально был сшит для нее.

– Там у тебя почти все – очень дорогие вещи, – сказала она, – но некоторые даже мне велики. Но многое я смогу подогнать по твоей фигуре. А если хочешь, то можно продать, жалко, конечно, отдавать такую красоту, но у меня есть барыга знакомый, который, правда, на секонд-хенде крутится, но для своих знакомых берет и новые вещи, торгуется, как последняя… простите… Но за такое отвалит, сколько я попрошу.