Екатерина Островская - Исповедь без прощения

– Вы обещали выпустить ее сегодня, но слово не сдержали. Если завтра будут какие-то проблемы, то сам будешь там, где сейчас Даша. А я слово свое держу.

– Только не надо угрожать, – ответил Карнаухов, слегка поморщившись, – и шантажировать меня тоже не надо.

По тому, как он это произнес, Дмитрий понял, что жесткий диск компьютера испарился не без помощи старшего следователя.

При убитом Дмитрий обнаружил мобильный телефон, о котором ничего не сказал не только Салганову, но и следователям. Вернувшись домой, он набрал с него номер своего сотового и записал высветившийся на экранчике номер. Потом со своего отправил эсэмэску и почти сразу ему перезвонили.

– Получил, – произнес голос в трубке. – Насколько я понял, ты хочешь узнать, кому принадлежит номер телефона и на кого зарегистрирован автомобиль? Что у тебя случилось?

– Двое гавриков меня обстреляли, один из них ушел. Брюнет, возраст около тридцати, чуть больше метра восьмидесяти, вес около сотни.

– Принято, – ответил голос, – поддержка нужна?

– Пока нет, – ответил Хворостинин, – проверьте еще местного следователя, майора юстиции Карнаухова.

Даша долго не могла заснуть. То, что ее не выпустят сегодня, она поняла почти сразу, как отправилась на следственный эксперимент. Но это уже мало волновало, она уже не переживала, потому что теперь ее сознание переполняло совсем другое чувство. Она думала о Дмитрии и о том, что сегодня призналась ему в любви, призналась как-то странно – неожиданно для себя самой, хотя с самого начала чувствовала, как ее тянет к нему, смотрела на него и, когда Хворостинин перехватывал ее взгляд, смущалась. Но теперь все будет иначе… Закончится эта нелепица с обвинением, она вернется домой, в свою квартирку… Нет, она сразу поднимется на седьмой этаж, а когда он откроет дверь, бросится ему на шею… Хотя на шею сразу не стоит бросаться, можно просто обнять и поблагодарить за все, что он сделал для нее. Она представляла, как это случится, и сердце ее наполнялось любовью и нежностью. В том, что и Дима любит ее, Даша не сомневалась – иначе почему он так помогает ей? И смотрит на нее он тоже по-особенному. Так на Дашу еще не смотрели. Никогда и никто.

Скуратов тоже старался быть заботливым. Он погасил задолженность по коммунальным платежам очень быстро и вернул все, что Даша заплатила за него. Правда, признался потом, что влез в страшные долги, отдавать которые ему было нечем. Он звонил несколько раз в Париж бывшей жене Марине, и та скрепя сердце выслала ему полторы тысячи евро, но потом позвонила и сказала, чтобы Скуратов подобными просьбами ей не надоедал какое-то время, потому что во Франции все очень дорого, а постоянного дохода у нее нет, живет на мизерное пособие. Те сорок картин, которые она когда-то привезла, не расходятся вовсе, удалось за бесценок пристроить только несколько штук: Марина отдала их каким-то лавочникам, чтобы те украсили витрины своих магазинчиков. Бывшая супруга Скуратова тоже была художницей и якобы живописью продолжала заниматься, но время от времени, для души, и не помышляет о том, чтобы где-то выставиться…

Вообще-то, как говорил Скуратов, живописью Марина почти не занималась и на родине; она закончила факультет графики и промышленного дизайна, пыталась делать обложки для книг. Поначалу заказы были, но потом, как выяснилось, чтобы создавать дизайн обложек, требовалось не умение рисовать, а хорошее знание компьютерных программ, и издательства предпочитали художников молодых и продвинутых, которые понятия не имели, как пользоваться карандашом, сангиной, углем, но были на «ты» с компьютером. Именно тогда Марина Скуратова решила заняться продвижением мужа, пыталась организовывать его выставки и предлагать коллекционерам полотна никому не известного современного художника. В России в начале девяностых спроса на искусство не было, и тогда женщина взяла несколько работ мужа и поехала в Париж, где ее бывшая сокурсница на улицах рисовала портреты всех желающих за пятьдесят франков. Через год Марина вернулась для того, чтобы оформить развод, сказала, что и во Франции творчество Скуратова никого не заинтересовало, но прихватила еще несколько холстов.

Сам художник тоже иногда продавал свои работы у метро: настоящей цены, конечно, никто не давал, но в периоды особенной нужды ему приходилось расставаться со своими работами за гроши. Иной раз вырученных денег хватало на два-три дня. Иногда удавалось растянуть доход на неделю. Самой удачной сделкой он считал, что пару его картин приобрели для частной галереи…