— Я встречал ее имя в газетных столбцах — в театральной хронике.
Кажется, он имел какое-то отношение к театру?
— Всю жизнь он питал страсть к сцене, пытался стать актером, но не смог. Когда они поженились, она дала ему денег, чтобы он мог ездить играть в Нью-Йорк; это сделало его на некоторое время счастливым. Он летал на Восточное побережье на репетиции и загородные пробные спектакли. Там он сблизился с молоденькими смазливыми актрисами. Жена наказала его, как маленького ребенка. Притащила его обратно сюда, и с той поры — ни цента на театр. Деньги на что-нибудь другое — пожалуйста, но он не мог купить даже билета на театральное представление: он был провинившимся мальчиком. Тогда он сбежал, прихватив с собой 170 тысяч ее долларов, и с тех пор о нем ни слуху ни духу. И это — противоестественно, потому что он не может — понимаете, не может! — быть вдали от театра. Он давно уже должен был объявиться в Нью-Йорке — под чужим именем, в парике, с усами и прочей ерундой. Мы должны были поймать его несколько месяцев назад, но не поймали; он тоже словно канул в воду. — Айрин встал с кресла. — Надеюсь, вы говорили всерьез, что не торопитесь, потому что…
— Вообще-то, конечно…
— …потому что у меня назначена встреча для нас обоих. На Пауэлл-стрит, возле Эмбаркадеро. Пойдемте.
Инспектор вышел из-за стола, взяв лежавший на краю большой конверт. Я заметил, что конверт был с обратным адресом нью-йоркского полицейского управления и предназначался Айрину. Он направился к двери не оглядываясь, словно не сомневался, что я последую за ним. Внизу, возле дома, он сказал:
— Мы можем взять такси — вместе с вами я смогу за него отчитаться.
Когда я езжу один, то пользуюсь трамваем.
— В такой чудесный день, как сегодня, брать такси вместо трамвая — такое же безумие, как идти работать в полицию.
— Будь по-вашему, мистер турист! — сказал Айрин, и мы отправились в молчании. Трамвай как раз делал круг, и мы заняли наружные места. Рядом с нами никого не было. Трамвай лениво пополз к Пауэлл-стрит. Стоял типичный день позднего сан-францисского лета, полный солнца и голубого неба; но Айрин мог с таким же успехом ехать в нью-йоркской подземке.
— Так где, по-вашему, находится сейчас Уильям Спэнглер Грисон? — спросил он, уплатив за проезд. — Я запросил нью-йоркскую полицию, и они разыскали его для меня за несколько часов — в городском историческом музее.
Айрин открыл конверт, вынул оттуда пачку подколотых листов серой бумаги и протянул мне верхний лист. Это была фотокопия старомодной театральной афиши, длинной и узкой.
— Слыхали когда-нибудь о такой пьесе? — спросил он, читая через мое плечо. Афиша гласила: «Сегодня и всю неделю! Семь гала-представлений!» А ниже крупным шрифтом: «ЗДРАВСТВУЙТЕ, Я ВАШ ДЯДЮШКА!»
— Ну, кто же ее не знает! — ответил я. — Шекспир, не так ли?
Мы проезжали Юнион-сквер и отель Св. Франциска.
— Приберегите свои шуточки для ваших студентов. Прочтите лучше список действующих лиц.
Я прочел длинный перечень имен; в те давние времена на сцене бывало не меньше народу, чем в зрительном зале. В конце списка стояло: «Участники уличной толпы», а дальше — добрый десяток исполнителей, и среди них — Уильям Спэнглер Грисон.
— Этот спектакль шел в 1906-м году, — сказал Айрин. — А вот другой — зимнего сезона 1901-го года.
Он сунул мне в руки вторую фотокопию, ткнув пальцем в самый конец списка действующих лиц. Я прочел: «Зрители на Больших скачках», мелким шрифтом шла целая куча имен, третьим из которых было: Уильям Спэнглер Грисон.
— У меня имеются фотокопии еще двух театральных афиш, — сказал Айрин, — одна от 1902-го года, другая — от 1904-го, и всюду среди исполнителей — его имя.
Трамвай остановился, мы вышли из вагона и пошли дальше по Пауэлл-стрит. Возвращая фотокопию, я предположил:
— Это его дедушка. Может быть, свою страсть к сцене Грисон унаследовал от него?
— Не слишком ли много дедушек вы обнаружили сегодня, профессор? — спросил Айрин, вкладывая снимки обратно в конверт.
— А что обнаружили вы, инспектор?
— Сейчас я вам покажу, — ответил он, и мы продолжали путь молча.
Впереди виднелся залив, очень красивый в солнечном освещении, но Айрин даже не смотрел в ту сторону. Мы подошли к невысокому зданию, и он кивком головы показал мне на табличку на дверях: «Студия 16: коммерческое телевидение». Мы вошли внутрь, миновали пустую контору, затем громадную комнату с бетонированным полом, на котором плотник мастерил переднюю стену маленького коттеджа. Пройдя помещение — инспектор явно уже бывал здесь ранее, — он толкнул двойную дверь, и мы очутились в крохотном кинозале. Я увидел белый экран, с десяток кресел и проекционную будку. Голос из будки спросил:
Читать дальше