И в этот самый момент заклинание все-таки сглючило. Скотч, поднявшийся с пола и упеленывающий ошарашенного Трисмегистова как невинного младенца, замер в удивительных спиралях, точно скульптура конструктивиста, застыл на месте, прикованный мощным ударом, буквально сотрясшим все здание. Грохот, смолкший было на самом пике своего звучание, неожиданно раздался снова, ударил по ушам нечеловеческой силы децибелами, темня сознание и затуманивая зрение. А затем земля, вернее, паркет, ушел из-под ног, все куда-то покатилось, полетело, стеная и посвистывая, поскрипывая и дребезжа.
Когда Хохряков проморгался, он понял, что сидит в кресле главреда, у самого окна. Сам же Трисмегистов, по-прежнему посреди сброшенной охапки скотча, рядом с ним, но спиной и всматривается в противоположную стену. И тут заклинание сглючило снова.
На этот раз глюк был краток, но существенен, и в конце новой порции кромешной тьмы, грохота, скрипа и дребезжания, комната оказалась вывернутой наизнанку. Нет, окно по-прежнему находилось рядом с Иваном, вскочившим было в перерыве между глюками, но снова оказавшимся в кресле. Но только подоконник его выходил во двор, а внутри оказалась голая кирпичная стена, пыльная, в потеках каких-то жидкостей, вероятно, выливаемых из окна за ненадобностью или из вредности. То же и с другими стенами: стеллажи исчезли, а заместо них на фоне светленьких в синий цветочек обоев образовались с одной стороны старенький диван, с другой пара стульев, один из которых занимала Юлия, внезапно перемещенная в эпицентр сражения.
Увидев преображенную обстановку, она вскочила, нервно вскрикнула. Трисмегистов обернулся, девушка проделала ту же манипуляцию с голосом, но на сей раз указывая на Хохрякова, благоразумно бросившегося к окну.
— Дэбилитас! — рявкнул главред, выбрасывая вперед руку с зажатым кадуцеем.
Иван вскочил на подоконник и собирался прыгнуть вниз, когда его скрутило последнее заклятье Трисмегистова. Да так, что он и пошевелиться не мог. Но к этому времени, центр тяжести Хохрякова, устремившегося всеми силами к свободе, уже находился вне пределов комнаты, так что Иван попросту вывалился из окна и рухнул в кусты жухлой волчьей ягоды. А пока он летел, видел, как главный редактор последовал за ним, но видно заклинание сглючило в третий, последний, раз: окно захлопнулось прямо перед носом подбежавшего Трисмегистова и не желало открываться.
Паралич, насланный Трисмегистовым, исчез, едва кроссовки покинули подоконник. С сознанием дела обстояли несколько хуже, не то от заклятья редактора, не то от трех подряд перезагрузок в разуме Хохрякова, но только книга, бывшая с ним прежде неотлучно, в результате всех пертурбаций оказалась вытряхнутой вовне внутреннего взора, и лишь частью своей еще держалась за сознание журналиста, последним заклинанием, слабевшим с каждой минутой. Внутренним взором Хохряков видел только слабый красный маячок в кромешной темноте, словно указующего на необходимость подзарядки.
Кряхтя, он поднялся и выбрался из кустов. Приземление было неудачным, он здорово ушибся, вывихнул ногу и к тому же, порезался о стекла, валяющиеся в кустах, кажется, от битых реторт и мензурок. Особенно пострадала правая рука, на которую он и приземлился. Прижав ее к груди, Иван огляделся в поисках дороги домой.
Только сейчас он сообразил, что находится далеко не в том месте, где должен был бы пребывать. Окна за его спиной не было, не то, что окна, вокруг не наблюдалось ни единого здания, ни куска асфальта, ни рассыпанного щебня, вообще ничего из того, мимо чего Хохряков проходил, добираясь до редакции. Только хлипкие осинки, полуживые березки, да ломкие кусты волчьей ягоды, в которые он и упал. Давно уже как стемнело, небо усыпали неяркие звезды. Хохряков долго вертелся, пытаясь понять, в какую сторону ему следует идти, чтобы выбраться к людям, но сориентироваться не мог, какая-то ущербная луна на небе, скорее сгущала вкруг себя темень, нежели пыталась хоть как-то ее разогнать.
Израненная рука раззуделась. Убаюкивая ее, Хохряков произнес вполголоса:
— Люкс ин тэнэбрис, — и тотчас маячок, мерцавший в темени его внутреннего взора, погас. Книга отсоединилась от его разума, отправившись к месту своего пребывания. Но, несмотря на явно сработавшее заклинание, света вокруг Ивана не прибавилось. Только в руке неожиданно обнаружился «вечный» туристический фонарик, который Иван тут же потряс здоровой рукой. Выработанной динамо-машиной энергии хватило на мощный пучок света, немедленно обнаруживший метрах в десяти от него заросшую тропку, тянущуюся куда-то вдаль. Он побрел по ней, не зная, в правильном ли направлении собрался. Однако минут через пять, убедился в верности принятого решения, услышав знакомое: «Стоять, милиция!», едва ли не над самым ухом.
Читать дальше