Диана Чемберлен - Умелая лгунья, или Притворись, что танцуешь

Ее голос срывался. Я вдруг почувствовала, как она страдает.

– Я даже подумала, – продолжила она, – когда ты выбросила меня из своей жизни, что ты по-прежнему общаешься с ней. Что она стала твоей единственной…

– Нет, нет, – возразила я. – Ничего подобного.

– Теперь я знаю, – заметила она. – Дэни говорила мне, что ты оборвала все связи.

Я кивнула.

– Я понимала, что Амалия доставляет тебе гораздо больше удовольствия, – грустно улыбнувшись, продолжила Нора. – Но Грэхем мог бы сказать: «Это не состязания по популярности, Нора», – и в итоге я смирилась. Я поняла, что должна стать тебе матерью, а не подругой. Пусть даже это будет стоить мне твоей любви.

– Мне иногда казалось, что ты не очень-то и любишь меня, – смущенно призналась я, сознавая, что мы наконец открываем друг другу души.

Наконец-то мы говорили начистоту. Мне вспомнилось, как часто отец советовал мне научиться разговаривать с Норой. Ему хотелось, чтобы я привыкла делиться с ней сокровенными тайнами и важными событиями моей жизни. «Вот это и произошло, папа, – подумала я. – Наконец-то».

– Я относила это за счет того, что я тебе не родная – биологически, – добавила я. – И теперь меня беспокоит то, что я не смогу полюбить ребенка, которого мы…

– Неужели? – Нора выглядела обиженной. – Ах, Молли. Мне жаль, если мое поведение иногда внушало тебе такие мысли и чувства. Я понимаю, что по натуре я не склонна к откровенному проявлению сердечности, – с горькой улыбкой признала она, – но это была защитная реакция, я жила в большом нервном напряжении, целыми днями работая, а по вечерам обеспечивая всем необходимым вас с отцом.

Я кивнула. Теперь я смогла понять, как много забот выпало на ее долю. Я представляла, как трудно в те времена было поддерживать наш дом в хорошем состоянии.

– Я скажу тебе, как это будет. – Ее лицо озарилось абсолютно любящей улыбкой. – В какой-то момент ты возьмешь этого ребенка на руки, и твое сердце исполнится безграничной любвью, ты даже поразишься тому, что способна так любить. Ты мгновенно станешь ее защитницей и воспитательницей. Мгновенно станешь ей матерью.

– Все это ты почувствовала со мной? – спросила я.

– Да, солнышко, – сказала она. – Но, честно говоря, это случилось помимо моей воли. Я была так потрясена и подавлена самим твоим существованием и тем, как ты вошла в нашу жизнь, что… в общем, сначала я не обрадовалась этому, как ты можешь представить. – Она покачала головой. – Но я отлично помню, как однажды летним вечером укачивала тебя на веранде. Ты лежала у меня на коленях и никак не засыпала. И внезапно это случилось. На меня снизошла любовь. Она ощущалась как захлестнувшая меня волна нежности. Волна типа цунами. У меня перехватило дыхание. И с того самого мгновения ты навсегда стала мне родной.

Она встала и, склонившись над моим стулом, обняла меня.

– Я так счастлива, что ты приехала, – призналась она. – Я очень люблю тебя, Молли. Всегда любила и всегда буду любить…

Я прижалась к ней, чувствуя, как с моей груди спадают какие-то оковы. Как будто впервые за двадцать четыре года моей жизни я вздохнула полной грудью. Только сейчас я поняла, что, сбежав из Моррисон-риджа, я сама заперла себя в тесную клетку. Оторвавшись от всего того, что волновало меня в жизни, я лишилась и любви.

Я отменила бронь заказанного в отеле номера и перетащила в дом чемодан из багажника арендованной машины. Нора сообщила мне, что много лет назад превратила мою верхнюю спальню в своеобразную швейную мастерскую, поэтому я могу пожить в гостевой комнате – бывшей комнате Расселла.

Мы заказали в китайском ресторанчике несколько блюд, которые нам доставили на дом, и поедали их прямо из картонных коробок, сидя на ступеньках крыльца, где Нора продолжала рассказывать мне о переменах в жизни Моррисон-риджа.

– Пока я не могу понять еще кое-что в папиной истории, – призналась я в ходе разговора, когда мы уже утолили первый голод.

– Что же? – спросила она.

– Я лично думаю, что, какие бы страдания ни выпали на мою долю, мне хотелось бы жить ради моего ребенка, – сказала я. – Мне хотелось бы увидеть, как она вырастет и станет хорошим человеком. Как выйдет замуж. Обзаведется своей семьей. И я не понимаю, как… если он любил меня, как он мог покинуть меня таким образом. – Это непонимание печалило меня, но все слезы я уже выплакала. Теперь мне просто хотелось все понять. – Почему он не остался жить ради меня?

– Естественно, Молли, ему этого очень хотелось, – откликнулась Нора. – Сердце его разрывалось от горя при мысли о том, что он упускает возможность видеть твою жизнь, и поэтому он цеплялся за свою жизнь гораздо дольше, чем ему на самом деле хотелось. – Она взяла в рот кусочек брокколи, и я ждала, пока она проглотит его. – Хотя он постоянно думал о тебе, уж можешь мне поверить, – добавила она. – Даже в самом конце он думал о тебе. Помнишь письмо? Я не помню дословно, о чем в нем говорится, но ему было очень важно, чтобы ты помнила о нем. Ты сохранила письмо?