Яна Темиз - Голубая роза

– Каких «тех домов»? – зачем-то спросила Айше, которой было абсолютно безразлично: и что Октай строит, и где, и куда Сибел вкладывает свои деньги. Огромные деньги – это было понятно даже ей, хотя она плохо представляла себе, сколько это в турецких лирах, единственной знакомой Айше валюте.

– Вон тех, – Сибел снова указала куда-то рукой. – Ты еще скажи, что из твоего окна их не видно! Или тебе пора менять очки на более сильные, или ты действительно не от мира сего. Иди, посмотри – вон там, между коттеджами на берегу и автомагистралью… Видишь, уже этажа три-четыре есть. Будет двенадцать, на большее ни за какие взятки разрешения не давали: место-то сомнительное.

– Но там же была какая-то особая зона, – вспомнила Айше. – Мне брат говорил, что там запрещено строить, поэтому там будут делать парк, а значит, из наших окон всегда будет вид на море…

– Со своим любимым видом на море скоро можешь распрощаться. Если, конечно, не переедешь в соседний дом, – Сибел ехидно улыбнулась, – как мы. Оттуда вид почти не изменится, я проверяла.

Проверяла… Разумеется.

Все проверила и рассчитала.

Айше встала и подошла к окну, запоздало подумав, что не надо бы поворачиваться спиной к убийце. Впрочем, она сказала, что не планирует убивать Айше. Особенно убедительно это ее типичное словечко «не планирую». И она уверена, что Айше для нее не опасна.

– Это ты устроила так, что расследование будут вести формально, «для галочки» и не в нашем доме?

– Нет, – Сибел не удивилась вопросу. – Это опять же Октай. Стала бы я наводить на него подозрения, если бы не нуждалась в его влиянии. Он связан с мэром, точнее, с его партией… Да ты и в этом не разбираешься! Что, увидела дома?

«Не зря я любила смотреть в окно без очков: море, небо, зелень видно, а всякую гадость вроде этой стройки нет», – но сейчас, в очках, она отчетливо видела пока невысокие бетонные колонны, кирпичную кладку стен, тянущиеся вверх деревянные леса.

«Какое счастье, что я уезжаю! Я уеду из этого дома, где живет убийца, – процитировала она мысленно свой собственный роман. – Как бы я с ней потом разговаривала? Здоровалась? И моя любимая гостиная уже не будет такой, как раньше, если в ней не будет моря. И я не буду такой, как раньше. И вся моя жизнь – все изменяется. Ну и прекрасно…»

Она отвела взгляд от моря: какое оно сегодня – почти бирюзовое, как те линзы бедной Аксу.

Сибел в комнате не было.

Когда только она успела выйти?

Она все делает быстро: наверное, вот так же быстро и бесшумно она приблизилась к своей сопернице, достала чулок… А та смотрела в окно, не ожидая ничего плохого от женщины с ребенком. С ребенком?! Где же была малышка во время убийства? Неужели Сибел оставила ее в коляске на улице? Или взяла с собой? Но там же не работает лифт…

Сибел вернулась, посадила проснувшуюся младшую дочь на ковер и по взгляду Айше, остановившемуся на девочке, снова прочла ее мысли.

– Рассказать все по порядку? – спросила она, подавая малышке яркую пластмассовую пирамидку. – А то ты сейчас начнешь задавать беспорядочные вопросы. И не делай вид, что тебя это не интересует! Убийство всех интересует, во всех подробностях. Потом умрешь от любопытства, если сейчас все не узнаешь.

Ей хочется все рассказать, очень хочется.

Во всех подробностях, как она и сказала. Но кому?

Кому расскажешь, кроме Айше, которую она не боится и, похоже, слегка презирает за это? Неужели приятно снова все это переживать?

– Знаешь, самое неприятное – вспоминать про тот ее первый звонок. И про мой идиотский ответ. «Какого ребенка? При чем здесь я? Я вас поздравляю, конечно, но почему я должна с вами разговаривать?» – передразнила сама себя Сибел. – Меня утешает только то, что, во-первых, моя глупость сыграла мне на руку, а во-вторых, что потом я уже глупостей не делала. Девчонка решила, что я полная дура – ну и хорошо! Как она смеялась! «Вы-то, говорит, здесь точно ни при чем, а вот ваш муж…» Ну и так далее. Я сказала ей: позвоните мне послезавтра, я хотела бы все обдумать. И обдумала. Свела все возможные неожиданности к минимуму.

Назначить ей встречу в том доме было нетрудно.

Она сначала удивилась, но потом согласилась. Действительно, к себе я ее звать не желаю, далеко от дома из-за детей отлучиться не могу, не на лавочке же обсуждать такие проблемы. Мы подошли к дому почти одновременно, кажется, нас никто не заметил; рабочие как раз ушли на обед – они в том, другом недостроенном доме обедают, я сколько раз за их перемещениями наблюдала. Коляску я оставила в подъезде, как обычно: я там часто бывала и всегда ее там ставила, никто бы и внимания не обратил. Вообще, главное – не прятаться и не маскироваться, и никто тебя не заметит. До убийства у меня было три дня, и я гуляла, гуляла, и в тот дом заходила – чтобы примелькаться. Раньше-то я раз в день выходила, маловато.