Анатолий Степанов - Скорпионы. Три сонеты Шекспира. Не рисуй черта на стене. Двадцать один день следователя Леонова. Кольт одиннадцатого года

— Николаев усмехнулся. Побледнел — сам почувствовал, как кровь отхлынула от лица, как похолодели щеки и подбородок. Судьба находит грешника в минуты торжества и блаженства, верно сказано у Данте. Но нашелся и опять не солгал Любе:

— Как я мог кого-то покрывать? Как я мог покрывать убийц или нерадивых оперативников, не принимая участия в расследовании?

— Вы все в милиции друг друга покрываете, — перебила его Иванцова. — Вы все там друг за друга горой стоите… А маленьких людей топите…

— Зачем вы так ведете себя, Надежда Васильевна? — возмутился Николаев. — Зачем на других клевещете?

— Надоело! Все едино, раз нашли… Вы при ней, — она кивнула на Виртанен, — скажите, откуда муж мой деньги греб лопатой. Скажете или струсите? А может, не знаете, что делается в «Цитрусовом»?

— Я могу только предполагать, — сказал Николаев глухо, — так же, как и вы, Любовь Карловна, что источником нетрудовых доходов сержанта Иванцова могли быть похищенные и проданные по спекулятивным ценам фрукты. Но доказательств у меня нет.

— Да будет вам, — зло хмыкнула Иванцова. — Уж если кто вор, то не мой покойник. А у вас факт против меня, тайник. Только потому и молчу, откуда деньги, а вот вы попробуйте не ответить при мне!

Николаев тревожно глянул на Любу, увидел ее напряженное оцепеневшее лицо, и ответил, кривя нелепую улыбку:

— Я, во всяком случае, не вручал вашему мужу денег. Разве что разок премию в конверте. Прекратите издеваться надо мной!

Иванцова истерически захохотала:

— Я и не говорю, что вы из рук в руки Дмитрию тысчонки кидали. Я говорю, вы знаете, откуда деньги. Я не издеваюсь, это вы куражитесь. Перед ней чистеньким хотите быть? Так не получится.

— Я бы вам советовала, Надежда Васильевна, — вдруг сказала Виртанен с вызовом, — дать собственноручные показания. Это может облегчить степень вашей вины, если суд ее установит, если определит, что вы были лишь свидетелем, хотя и достаточно осведомленным. Учитывая ваше горе, молодость, возраст ребенка…

— Да, — вдруг совершенно спокойно, медленно заговорила Иванцова, осуждающе покачивая головой, — да, обратили вас, товарищ капитан. Говорю и говорить буду: на этот вопрос не мне отвечать — ему! — и она указала пальцем на Николаева. — А вы, вы, Феликс Николаевич, совсем стыд потеряли. Я вам прямо в глаза, а вам все божья роса.

Николаев решительно поднялся со скамьи.

— Я не желаю больше выслушивать клеветнические измышления в мой адрес, — жестко проговорил он, стараясь не встречаться взглядом с Виртанен. — Попробуйте, товарищ капитан, по-хорошему уговорить Надежду Васильевну помочь нам. Я пойду за участковым, видимо, и товарищи из прокуратуры вот-вот подъедут. Вы позволите?

Уходя, он услышал голос Виртанен:

— Где деньги из сейфа? Сказать правду в ваших интересах, Надежда Васильевна…

«Что может показать против меня Иванцова, какие у нее факты? — размышлял Николаев, разыскивая местного участкового. — О чем рассказывал ей муж? О том, что сдавал „левые“ фрукты прямо на сухогруз и докладывал мне об исполнении? Ну, так это показания с чужих слов, доказательств у Надежды нет. А вот если Иванцов что-то знал и рассказывал жене о Гуляеве… Тогда все. Цепочка потянется. Гуляев, Разинская, Шатурко, я… И конец».

И тут он подумал: если бы Разинская или Гуляев решили прекратить дело и уничтожить все следы многолетнего преступления по принципу «концы в воду», то им действительно следовало бы убрать именно Иванцова, — перебить тонкий перешеек в песочных часах, сквозь который песчинки текут из резервуара в резервуар. «Одним ударом, — как любит говорить Гуляев, — и часиков нет»… «Купцы», как их Разинская называет, знают только одного Иванцова. Но не было у нее повода прекращать дело. «Или я недостаточно раскусил эту бабу и ее сообщников? — он ужаснулся выводу, следующему из этой мысли. — Неужели эти люди так долго могли столь искусно играть друг перед другом? Даже совсем недавно, на даче Разинской, когда хором утверждали, что даже они не знают о причинах трагедии, разыгравшейся в порту, даже они…»

Николаев вернулся с работниками прокуратуры, участковым инспектором и понятыми. Начался обыск. Иванцова тупо молчала, глядя в окно. На вопросы она упорно не отвечала.

Виртанен с трудом заканчивала протокол очной ставки. Ей казалось, что она сейчас сойдет с ума. Где тут правда, где оговор? Может быть, данные Нечитайло расставят все по своим местам? Виртанен тоскливо надеялась, что Феликс ни в чем не замешан.