Валерий Поволяев - Беспредел (Современные криминальные истории)

И вот странная находка: «скелетированный труп», как было отмечено в следственных документах. Хоть и уходят золотоискатели в горы втихую, боясь сглаза, и все-таки получилось, что почти каждый отправлялся на промысел при свидетелях — обязательно кто-то что-то да видит. В частности, в селе Гузерип засекли, как в горы уходил один незнакомый золотоискатель: с собой нес инструмент, имел хороший запас продуктов. Был этот человек в возрасте, усталый, с тяжелой походкой, седой. Седой… может, это и был тот самый незнакомец — около трупа в траве следователи нашли выпавшие седые волосы. Горяйнов проверил всех, кто уходил мыть золото в горы, выяснил, кто вернулся, получилось, что все уже дома. Кроме одного старика. Старик этот жил в другом селе, а иногда по нескольку месяцев обретался у сына в городе. Фамилия его была Андрейченко. Родственников у старика, кроме сына, не было. Но сын пока находился в альпинистской экспедиции.

Впрочем, недаром говорят: на ловца и зверь бежит. Через некоторое время в Гузерипе появился сын.

По вещам, по посуде, по остаткам волос сын опознал своего отца Михаила Семеновича Андрейченко.

Вскоре сын Андрейченко исчез на несколько дней — ушел в горы, проверял места, где отец мыл золотой песок. Потом вернулся в Гузерип.

Горяйнов пробовал говорить с ним, но младший Андрейченко замыкался, темнел лицом, устало опускал жилистые крепкие руки.

— Если бы я узнал, кто это сделал… — голос у него начинал опасно звенеть, — я бы его задушил собственными руками. — И по-ребячьи шмыгал носом.

— Этого делать нельзя, — пробовал мягко убедить его Горяйнов, — это самосуд, а преступник должен ответить перед судом настоящим.

Андрейченко лишь отмалчивался. Он вообще был вещью в себе, младший Андрейченко, замкнутый, с угрюмым взглядом, посчитавший, что сможет в одиночку найти убийцу отца. Видимо, законы в семье Андрейченко были такие, они не верили властям, не верили в добро, не верили никому, кроме самих себя.

Хоть и произошло убийство в горах, в глуши, куда люди почти не забирались, боясь угрюмых урманов, сырых каменных теснин, способных завалить и зверя, и человека, а у этого убийства оказался свидетель кочующий бомж, промышляющий сбором грибов и боярышника, веселый, бездумный, вечно под градусом, на полверсты распространяющий вокруг себя хмельное амбре. Верно все-таки считается, что у преступления обязательно должны быть свои свидетели — надо только их отыскать.

Бомж с гордой кличкой, которую сразу и не выговоришь, — да она и не нужна нам, если честно, мы же с вами не ведем расследование, — оказался в тот день буквально в тридцати метрах от трагедии.

Шел он в горах куда глаза глядят, выискивал себе место для ночевки, постукивал посохом по земле и неожиданно почувствовал запах съестного, горячего дымка. У бомжей чутье развито, как у собак. И бомж наш осторожно, совершенно беззвучно, поскольку много раз битый-перебитый, ломаный-переломаный, — научился ходить, как охотник, ни одна щепочка под ногой не треснет, — двинулся на запах.

Вскоре он очутился на небольшой, густо заросшей опушке, но из леса выходить не стал: ведь в профессии бомжа главное что? Главное — произвести тщательную разведку, чтобы потом кости не болели от чужих ударов, и наметить путь отступления, поскольку в девяноста девяти случаях из ста приходится удирать быстрее лани: хапнуть кусок послаще — и стремглав в кусты.

Посреди круглой, очень аккуратной, совершенно домашней полянки спиною к нему сидел человек. Усталый, с костлявой спиной и седым затылком. Держа в руке ложку, он сосредоточенно ею орудовал. Перед ним горел костер, в котелке что-то вкусно побулькивало, рядом стояла блестко посверкивающая на солнце стеклянная банка.

Бомж сглотнул слюну. Хотелось есть, а еще больше выпить. Но золотоискатели — народ суровый, — может и за нож, и за обрез схватиться. Бомж решил выждать: пусть золотоискатель подкрепится. Подкрепившись, он обязательно добрее станет. Рецепт проверенный.

В это время с другой стороны поляны, резко раздвинув кусты, вышел человек, остановился, внимательно глядя на золотоискателя. Бомж вздрогнул он узнал этого человека. Кличка у него была Хрип. Хрип действительно обладал необыкновенно сильным хрипучим голосом — низким, как паровозный гудок. Несколько раз Хрип попадал в места не столь отдаленные, говорят, у него были даже побеги из зоны, ни имени его, ни фамилии бомж не знал.

Хрип подошел к золотоискателю. Тот даже не шелохнулся, не предложил гостю ни чая, ни места у костра — то ли не знал, что за фрукт к нему пожаловал, то ли, наоборот, хорошо знал Хрипа и так выражал свое не самое нежное к нему отношение. Бомж ничего не понял из их разговора, а обрывки нескольких фраз, долетевших до него, были невнятными, сплющенными расстоянием.