Он слышал, как она вышла из ванной и приблизилась к нему. Как встала прямо над ним, пуговица за пуговицей расстегнула ему рубашку и вынула из брюк ремень. Она раздела его, как слепого, и провела рукой по груди и губам. Пол боялся открыть глаза, один-единственный взгляд мог все испортить. Кристина отбросила халат, обнажив грудь, и подвела его к кровати. Поначалу она действовала одна. Сорвав остатки одежды, целовала и ласкала его, как давно уже никто этого не делал, и расслабилась, отступила, лишь только в нем поднялась волна ответного чувства. Далее необходимость в поводыре отпала, теперь Пол доверял себе и своему телу. Руки сами ласкали ее грудь и бедра, трогали низ живота, так осторожно, словно все происходило в первый или последний раз, словно Кристина была хрупкой драгоценной статуэткой или Пол сам не верил своему счастью. Еще ни один мужчина не касался ее таким образом.
Пол чувствовал, как учащается ее дыхание, с каким отчаянием и страстью трепещет под его руками ее тело.
И только когда в комнате стало так же жарко, как на улице, когда все вокруг – кровать, простыня, стены, ковер – насквозь пропиталось их запахом и смешалось в едином жарком вихре и Кристина попросила войти в нее, чтобы окончательно разрядить ее страсть, Пол сник, словно силы вдруг покинули его. Он не сопротивлялся этой внезапно нахлынувшей слабости, просто упал на бок и натянул на голову простыню, чтобы спрятаться, раствориться, исчезнуть.
– Ничего не получится, – прошептал он. – Прости…
Его всхлипывание снова разбудило ее. Кристина легла рядом. Пол прильнул к ее спине, изогнувшись вокруг нее дугой, и обхватил рукой ее талию. Кристина повернулась, он ткнулся лбом в ее грудь. По ее животу, спине стекали слезы, но они не вызывали у нее ни горести, ни страха. Потому что Кристина знала: для него эти рыдания означают не разлуку, а возвращение, обретение себя в ней.
Они завтракали в той же комнате. Оба в махровых халатах, сидели на кровати, скрестив ноги, и пили свежевыжатый апельсиновый сок, заедая еще теплыми булочками, которые намазывали друг другу вареньем. Они почти не разговаривали, потому что слишком хорошо понимали, как хрупко счастье.
Внезапно Пол остановился, отставил поднос в сторону и поцеловал ее в лоб, шею, рот. Они снова упали на кровать и некоторое время лежали нос к носу. Пол любовался своим отражением в ее глазах.
– Ты много для меня значишь.
Ему показалось, что это прозвучало недостаточно нежно. Но это было именно то, о чем он сейчас думал, и уже одного этого было слишком много.
– Ты для меня тоже, но я боюсь за тебя.
– Не надо бояться.
– Ты должен кое-что мне пообещать.
– Что?
– Сначала пообещай.
– Пообещать? Не зная что?
Они рассмеялись.
– Верь мне, – сказала Кристина странным, неестественным тоном, который показался Полу знакомым.
«Верь мне». Так говорил удав Каа из «Книги джунглей». У Пола перехватило дыхание. Откуда она узнала? Она не должна была так говорить. «Книга джунглей» – запретная тема, любимый фильм Джастина. Сколько раз они вместе смотрели это видео, на кровати и на диване в гостиной. Одного слова из «Книги джунглей» было достаточно, чтобы разрушить все. Вся вселенная, все счастье мира висит на одной-единственной тоненькой ниточке, которая грозит оборваться в любую секунду. Касаться ее опасно. Он приложил к ее губам указательный палец и прошептал:
– Обещаю.
– Ты обещаешь мне, что больше не поедешь в Шэньчжэнь из-за этой истории? – (Пол кивнул.) – А обещания нужно выполнять, так ведь?
– Да, обещания нужно выполнять, – механически повторил он.
Наутро Пол проводил Кристину в туристическое бюро, и даже сутолока в метро его не испугала. Они стояли, плотно прижавшись друг к другу, никогда еще Кристина не видела Пола таким счастливым.
Они договорились встретиться в обед, но расставание даже на несколько часов далось тяжело обоим.
Пол сразу вспомнил Элизабет Оуэн. На душе у него было неспокойно с тех пор, как он оставил ее уснувшей на диване в квартире Майкла. Он и сам не мог себе объяснить, с какой стати взял на себя ответственность за эту женщину. Собственно, какое он имел право скрывать от нее, что труп, который лежит в подвале шэньчжэньского полицейского управления, по всей видимости, и есть тело ее сына? Разве не должен он был сразу поставить ее в известность? Не все ли равно для Элизабет, кто выступит вестником смерти: американский консул, гонконгская полиция или он, Пол Лейбовиц, который не понаслышке знает, что это такое – пережить смерть собственного ребенка? И чем больше он размышлял об этом, тем больше убеждался, что у них с Элизабет Оуэн одна судьба и потому не имеет никакого значения, насколько ему симпатично это семейство. Его собственное прошлое лишило его возможности выбора.
Читать дальше