Анна и Сергей Литвиновы - Одноклассники smerti

Не веселее оказалось и в ванной, куда Дима с позволения хозяина отправился сполоснуть пылавшее после уличной жары лицо. Посеревшая от времени сантехника, переплетенная сеткой трещин, кусок хозяйственного серого мыла и даже зубная паста, только подумать, «Ну, погоди!».

…А Надя, помнится, когда-то упоминала, что в ее классе все девчонки были в историка влюблены. Наивные в те годы были старшеклассницы! Прекраснодушные… Интересно, способна хотя бы одна из нынешних выпускниц потерять голову от подобного экземпляра?

Хозяин квартиры, историк, еще с порога показался Полуянову каким-то замшелым . И непонятно, за счет чего такое ощущение создавалось. То ли из-за клетчатой, с явным душком нафталина ковбойки. То ли потому, что волосы у него стрижены давно и, несомненно, в социальной парикмахерской. А скорее – из-за выражения глаз. Хотя они и скрыты очками с толстыми стеклами, но все равно не ошибешься: перед тобой – неудачник. Человек, не вписавшийся в новую, динамичную и хлесткую жизнь. Дима таких за свою журналистскую карьеру повидал немало. Уволенные советом трудового коллектива собственных заводов директора. По разным причинам пропустившие раздачу слонов бывшие работники райкомов и исполкомов. Не очень удачливые артисты…

А этому Ивану Адамовичу, наверно, еще сложней, чем несостоявшемуся директору или артисту. Тем хотя бы на хлеб хватает, а у школьных учителей зарплата известно какая. И репетиторы из средней школы сейчас никому не нужны…

Хотя интереса к предмету Иван Адамович явно не утратил. Вся скромная однокомнатная квартирка усыпана журналами-книгами, шкафы переполнены, талмуды вдоль стен стопками теснятся. А на журнальном столике – таком же, как и все здесь, ветхом – Дима с изумлением заметил стопку изданий по занимательной математике. Помнится, он сам в школе, классе в восьмом, пока активно не взялся за пиво и девчонок, такими увлекался, решал прикольные задачки, ломал башку над парадоксальными примерами… Но с тех-то пор, извините, минимум двадцать лет миновало! Занимательная математика, принадлежавшая Полуянову, давно уже истлела на свалках, а историк, раз брошюрки на столь удобном месте лежат, явно продолжает кайфовать над хитроумными задачками. Интересный человек!

Дима устроился в единственном имевшемся кресле (изрядно продавленном) и широко улыбнулся:

– Большое вам спасибо, Иван Адамович, что согласились меня принять.

Историк – он разместился подле, на стульчике, – слабо улыбнулся в ответ:

– Я просто воспитан… на уважении к прессе… тем более к вашему орденоносному изданию… Очень зря вы, кстати, пошли на поводу у общественности и переименовались…

На Димин взгляд, название «Молодежные вести» звучало куда веселее, чем прежнее – «Комсомольский вестник», но спорить он не стал. Историк, впрочем, и не ждал, что журналист втянется в дискуссию. Он снял свои массивные очки. Нервно протер стекла полой ковбойки. И осторожно поинтересовался:

– По телефону вы сообщили, что хотите поговорить по поводу смерти Леночки… Лены Коренковой, моей выпускницы… – Его лицо болезненно исказилось. – Я, безусловно, поражен ее безвременной гибелью, но не совсем понимаю, чем могу быть вам полезен…

Дима молчал. Не чинясь глазел на историка и его уставленную книгами квартиру. А тот под пристальным взором журналиста терялся все больше и больше.

– Ведь Леночка… Елена закончила школу десять лет тому назад… И с тех пор мы с ней виделись от силы пару раз, на встречах выпускников…

«А ведь врешь, – отметил про себя Полуянов. – Жили-то в одном микрорайоне. Неужели никогда у метро не сталкивались? Или возле магазина, или в поликлинике?»

– Я, конечно, могу рассказать вам о ней. О той девушке, какой она была в школе в те времена, когда мы встречались почти ежедневно… Но с тех пор утекло столько воды… Да что там: весь мир изменился. – Учитель нервно хрустнул пальцами.

– Ну уж вам как историку должно быть известно, – тонко улыбнулся журналист, – что радикально мир измениться не может. И еще, что очень часто корни преступлений кроются в далеком прошлом. Давняя обида, застарелая ревность, годами взлелеянная месть…

Лицо Пылеева закаменело:

– Я не понимаю, о чем вы.

– Да пока ни о чем, – вздохнул Дима. – Просто пытаюсь разобраться…

– Хотите лично изобличить убийцу? – насмешливо поинтересовался историк.

«А ты не такой уж и тормоз!» – мелькнуло у Димы.

И он кротко ответил: