Анна и Сергей Литвиновы - Одноклассники smerti

В буфете с почти бесплатными пирожками и правда всегда не протолкнуться. Публика, в отличие от многих библиотек, куда ходят в основном дамочки, разнополая – на халяву слетаются голодные студенты со всей Москвы. Но что, простите, здесь за ужасные разговоры! За одним столиком Таис Афинскую обсуждают. За соседним – дольмены. За следующим – о государственности в средневековой Франции до хрипоты спорят.

Разве нормальные люди сейчас, жарким июнем, говорят о государственности?.. Те, у кого мозги на месте, нынче погоду на курортах обсуждают. Или, укрывшись под сенью ив где-нибудь на подмосковном водохранилище, отдыхают с холодным пивком. А зануды, в чьем обществе она по воле рока вынуждена находиться, хлебают ужасный тепловатый кофе из огромного чана и выясняют генеалогическое древо давно сгнившей афинской гражданки…

И ведь раньше – не далее как вчера! – Надю все в ее жизни устраивало! Интересная работа, интеллигентная публика, да и зарплату в последний год изрядно прибавили. Ей нравилось мимолетно общаться и слегка кокетничать с маститыми профессорами. Она любила даже просто так, без дела прогуляться по огромному, прохладному, глубоко под землей книгохранилищу. Да и дешевые пирожки из буфета с удовольствием уплетала – еще и для Димки с собой брала. А сегодня вдруг ощутила себя будто в тюрьме.

Даже бывший школьный учитель Иван Адамович – он хотя и не кандидат наук, но по Надиной протекции получил читательский билет в ее зал, – едва вошел, сразу заметил, что она сегодня не в духе. Вместо того чтоб книги заказывать, сочувственно спросил:

– Плохо себя чувствуешь, Надюша?

Пришлось списать все на Ленку:

– Да из-за Коренковой переживаю. Вы ведь знаете, что ее убили?

– Знаю, – тут же погрустнел учитель. – Несчастная девушка. Трагическая судьба…

Опять, как у всей нынешней публики, лживые, насквозь неживые слова.

Надя, не скрываясь, поморщилась. Еще не хватало с ним Ленкину незадавшуюся судьбу обсуждать.

Она спешно перевела разговор на другое. Взглянула на часы – всего-то полдень – и спросила:

– А вы чего не на работе?

– Никому стал не нужен в рамках ЕГЭ, – грустно усмехнулся учитель. И объяснил: – История как экзамен теперь по желанию. У меня из всех выпускников ее только трое будут сдавать. Ну и каждый, разумеется, – очередная мученическая ухмылка, – готовится к нему со своими собственными, институтскими, преподавателями. А я оказался не у дел.

«А ты б, конечно, готовить их сам предпочел, – злобно подумала Надежда. – Особенно девчонок. В сумерках да в пустом классе. Какие там тебе всегда нравились? Блондинки, да чтоб скромницы, да похудее?..»

И немедленно сама себя осадила: ну что у нее сегодня за настроение? Подумаешь, нашла врага – безответного, все лицо в мелких шрамиках и очки с толстенными стеклами, историка…

Неужели это ее Ленкина смерть настолько из колеи выбила?

И чего переживать? Тем более что когда-то – в смысле, еще в школе – она мечтала , чтобы Коренкова погибла. И даже перед сном, валяясь в постели, рисовала в уме всевозможные варианты ее убийства…

Сейчас об этом даже вспоминать смешно – настолько они с Еленой в последние годы шли автономными, абсолютно не пересекающимися курсами. Но все равно тяжело думать, что в ослепительный летний день бывшая одноклассница, окоченевшая и теперь уж точно никому не нужная, лежит в морге.

Вон и Иван Адамович, хотя и не от мира сего, а тоже переживает. Набрал редких талмудов по Возрождению – каждый страшный дефицит, в единственном экземпляре, она их для него тоже по блату без очереди добыла, – а сам сидит, бездумно в окошко смотрит. А потом и вовсе вдруг схватился за телефон (аппарат, как и положено в библиотеке, стоял на виброрежиме) и пулей выскочил из зала. На пороге нажал на прием, и, пока за ним не захлопнулась дверь, Надя услышала:

– Кто-кто? А с какой стати вы меня беспокоите?

Но хоть он и возмущался, что беспокоят, а талмуды свои сдал тут же, как из коридора вернулся. И спешно убежал.

Даже такому книжному червю в библиотеке не сидится. А ей, Наде, – молодой, современной, мобильной девушке – каково?!

Он давно уже не видел таких квартир – будто отправился на машине времени в восьмидесятые годы прошлого века. Ни единой приметы современной жизни! Обувь на коврике в прихожей старинная, «скороходовская», зонтик на облупленной подставке – ветхий, протертый до прозрачности, и даже пахнет тут каким-то «Эдельваксом», Дима этот запах с детства помнил, мамочка им полы намывала.