— Чего уж там — брось! Пива тебе обещанного не привезли, вот ты и ругался. А на геолога тот рыжий не похож. В комбинезоне и без кепки. Скорее, пожарник-десантник.
Антонина Александровна неожиданно разволновалась.
— Степан Евдокимович, ты толком расскажи!
— Да все я рассказал… — пожал тот плечами. — Говорит Крутов этот: смердит, мол, у Радужного. А что, почему — не знает. Торопился… Ну хоть Леонида спросите. Он рядом стоял.
Будь Самсон Иванович дома, все было бы просто: он уж решил бы, как поступить. Но Протопопов и инспектор угрозыска из райотдела появятся в Спасе лишь дней через десять. Может быть, у Радужного ничего и не случилось — так, пустяки: зверь попал в каменную осыпь. А может, что и серьезное. Тут еще таинственный то ли геолог, то ли пожарник-десантник… Вдруг и засмердило у Радужного после того, как он там побывал? И торопился он, чтобы скрыться? Или видел что-то, а сообщить не захотел: чего, мол, мне не в свое дело вмешиваться?
«Вероятно, Леонид подробнее расскажет», — подумала Антонина Александровна.
Фильм она видела и не видела. Не до того было. Ждала окончания, чтоб поговорить с председателем сельсовета: больно уж подозрительное дело. Илья Ильич был к тому же начальником штаба народной дружины. И еще Протопопова надеялась, что на танцах после кино появится Леонид.
Илья Ильич по своей привычке сначала больше гмыкал да вытирал платком лысину, нежели отвечал. Потом решился:
— Подождем до утра. Вдруг кто из тайги придет?
— Кому прийти-то? Не время, — возразила Антонина Александровна.
— Не время… Корневщики месяца не будет как ушли… Кородеры тоже. А те, кто пантачил, вернулись. Гм… гм… Я и говорю — вдруг, — добавил Илья Ильич и вытер платком лысину. Был он полнотел, медлителен в движениях и мыслях.
Возвратившись домой, Антонина Александровна поужинала без аппетита. Потом прокрутилась всю ночь с боку на бок, чего с ней никогда не бывало. Надумала, наконец, чуть свет, едва выгонит корову, пойти к Илье Ильичу.
Но поутру он пришел сам.
— Гм… гм…
Откашливаясь то ли от смущения, то ли после первой папиросы, Илья Ильич сказал:
— Не спал… Оно-таки очень странно. Съездить надо… Дней за пять обернемся.
Полдня ушло на споры, кого брать с собой, на сборы.
Поехали втроем: сам Илья Ильич, Степан Евдокимович и Леонид Дзюба.
Сын старика Дзюбы приехал со стройки, где он шоферил, в отпуск. Тайга парня не манила: наломаешься больше, чем за баранкой… Красивый, чубатый и кареглазый, Леонид пропадал на реке, охотился неподалеку — отдыхал в свое удовольствие. Старый Дзюба держал сына в строгости, но в последний год что-то случилось, после чего Петро Тарасович не возражал, когда сын, как он говорил, дармоедничал.
Прежде чем согласиться поехать к Радужному, Леонид долго отказывался. Как заметил Илья Ильич, его аж в пот бросило, когда он узнал, что придется, может быть, иметь дело с уголовщиной. Степана Евдокимовича тоже уломали с трудом. Но экспедиции нужен был радист.
Чтобы скорее добраться до водопада Радужного и вернуться обратно, решили идти на моторке и по ночам.
Река Солнечная, если глянуть на карту, гигантской подковой огибала горный кряж. В том месте, где она прорывалась сквозь сопки, и образовался водопад.
Илья Ильич со спутниками добрался до Радужного к концу третьих суток. Шли против течения без отдыха, спали по очереди в моторке. Остановились в заводи, едва не за километр от водопада. Обычно отсюда легкие баты, сморчки или берестянки тащили на себе и спускали в реку уже выше водопада. Но они подниматься по Солнечной не собирались.
Выпрыгнув из лодки первым, Степан Евдокимович долго и тщательно привязывал ее. Илья Ильич гмыкал — первый раз ему доводилось вот так, без Самсона Ивановича, выходить в тайгу на проверку «сигнала». Беспокойство Антонины Александровны, молчаливость Леонида во время пути, мрачность Степана Евдокимовича, твердившего, что погнали его зря и что тот рыжий — геолог ли, пожарник ли — балбес и выдумщик, настраивали Илью Ильича на тревожный лад.
Наконец все сошли на низкий травянистый берег.
От узкой поймы вверх к скалам, через чернолесье, вела узкая извилистая тропа — волок. Трава и кустарник выглядели нетронутыми, свежими. Лишь приглядевшись, можно было увидеть, что густая розово-белая кипень метелок хрупкого иван-чая и леспедеции попримята, поломана.
Говорливо трепетали кроны осин, шумели березы, мерцали под ветром листья кленов, в вершинах лип кое-где светились первые желтые пряди, очень яркие среди остальной темной зелени. Шуму леса вторил низкий, густой немолчный гул водопада, доносившийся издалека.
Читать дальше