Юлия Яковлева - Каннибалы

– А в другом месте может она быть?

– След пришел сюда.

– А ушел куда? – спросил Петр, забыв о своем обещании быть немой тенью. Да и Кириллову было не до того.

Вожатый пожал плечами:

– Должно быть, ушел, как пришел.

– Интересное кино, – пробормотал Кириллов, оглядываясь.

Позвонил одному из своих янычар. Через пару минут из лифта вышел Костя за руку с матерью и двое полицейских.

– Сюда? – спросил Кириллов. Мать села рядом с ребенком на корточки, чтобы быть одного с ним роста:

– Костя, сюда?

– Туда! – обрадовался он. Вертелся в ее руках, крутил головой: – Туда!

Кириллов метнул сердитый взгляд на вожатого, на пса. Тот с надменной гримасой развел руками, в одной был поводок.

– Туда! – уверенно вел, семенил короткими ножками Костя: – Туда!

Теперь он топал на месте от счастья. А смотрел – вверх.

– Вот! Вот!

Петру на миг стало страшно. На миг показалось, что сейчас увидят мертвую. Тело, свисающее на веревке.

Все задрали головы. Перед ними, между ящиков-утесов, высился бархатистый, пылью пахнущий слон. Мерцала бутафорским златом и каменьями сбруя.

…Или ребенок видит то, чего еще не видят они?

– Элмер! – торжествовал Костя, тыча пальцем в игрушечного исполина: – Элмер!

– Кто это – Элмер? Родственник ваш? – обернулся Кириллов на мать.

– Сразу видно, вы не папаша, – откликнулась та: – Поэтому не в теме. Книжка такая. Про слона. Слона так зовут, Элмер. Косте нравится. У него все слоны – элмеры.

– Да, – вздохнул Кириллов, – я не папаша.

С женой, насколько знал Петр, Кириллов развелся года четыре назад и с тех пор был незавидным холостяком.

Мать снова взяла Костю на руки. Поняв, что несут его не к слону, а прочь, ребенок заорал, как паровоз.

– Надо вернуться туда, где видели отпечатки, – распорядился Кириллов; Петр слышал только обрывки слов, все покрывал мощный ор «генерала», даже Кириллов чуть морщился. – Оттуда спустимся ниже, проверим, не отходит ли…

– Нет, – перебила его Смирнова, страх за Костю улегся, а нервы еще были натянуты. – Вы – вернетесь. И проверяйте. Что хотите. А мы – едем домой.

Она, запыхавшись, пыталась удержать в руках орущего красного ребенка:

– Он устал… Мы – помогли… Как могли… Хватит!

Давить на нее было так же бесполезно, как и уговаривать.

Первые мгновения после того, как мать и ребенок исчезли в лифте, все невольно наслаждались тишиной.

– Ну и голосяка, – первым заговорил администратор. – Оперным певцом станет, – позволил себе сострить. Он понял, что дело окончилось ничем, испытал облегчение: баланс сил восстановился. Теперь не страшно чесать на доклад к начальству: «В Багдаде все спокойно». Он снова был хозяином делянки. Подобрел.

– Слон – из балета «Баядерка», – гостеприимно объяснил.

Только никого его объяснение не заинтересовало.

– Дупель пусто, – сказал Петр.

Он и Кириллов глядели друг на друга: оба понимали, что других идей нет. Собака сидела, не шелохнувшись.

– Собачка какая спокойная. Или глухая? – все болтал администратор.

– Он привык к шуму, – надменно пояснил вожатый (он немного оскорбился за «собачку» и «она»). – Раньше раненых при минометных обстрелах искал. Сейчас у него типа гражданка.

Администратор смутился и умолк.

– Ну все, – сказал Кириллов тихо, – инструментов для поиска у нас больше нет.

Полиция отступала.

Они вышли в коридор, сигнал здесь наконец пробился через толстые театральные стены. Потому что телефоны зазвонили сразу у Кириллова, и у администратора. Тот ответил немедленно и подобострастно:

– Але?

Петр хмыкнул: начальство. Кириллов отошел, прежде чем ответить.

Петр не стал ни мешать, ни обижаться – служба есть служба.

К одному уху у администратора была приложена трубка, а другое стало малиновым. Как будто начальство через трубку вливало ему раскаленную жижу прямо в мозг.

Петр тем временем достал телефон, который дал Борис. Нажал вызов. Гудки, голосовая почта.

Администратор отнял от уха телефон, посмотрел на Петра заячьим взглядом:

– Вы сами отсюда дорогу найдете?

Тот поднял ладонь:

– Ноу проблем.

Администратор умчался.

Снова подошел Кириллов:

– Лена звонила. Кровь на руках принадлежит самому ребенку. Она посмотрела фотки рук. Ничего нового. Порезался, пока шастал один по театру.

«Шастал один по театру – маленький ребенок! – в закулисной части, закрытой для чужих, – и никто не заметил? Или заметил, но не счел необычным? Подумал: притащил своего кто-то из артистов… Или заметил, но предпочел молчать?» – думал Петр. «Не считает подозрительными» и «не являются подозрительными» – это две очень разные вещи. Петр во всем предпочитал убедиться сам. Мелочей – нет.