Наталия Антонова - Смерть под золотым дождем

– Но кто-то же утопил его!

– Скорее всего от него избавился браконьер.

– Загляни в охотничье хозяйство. Может, обрез знаком леснику.

– Загляну.

Не успел следователь завершить разговор с Ринатом, как позвонил Аветик. Голос у него был подозрительно радостный.

– Александр Романович! – закричал он в трубку.

– Что, что случилось?

– Тут такое!

– Что такое?

– Это видеть надо. Я привезу записи вам, и вы сами посмотрите.

– Хорошо, привози, – сказал следователь, а про себя подумал с недоумением: «Что его так возбудило?»

Даже когда включилась запись, не было на ней ничего особенного. Дорого одетые мужчины и женщины сначала окружили именинника, потом расселись за столом. Тосты, пожелания. Наполеонов зевнул и прикрыл ладонью рот. Вид у Аветика по-прежнему был загадочным. И вот началось второе действие, народ успел нагрузиться и раскрепоститься. И стал показывать номера, кто во что горазд. Но особенно отличилась вдова Гордея, она залезла на стол, свалив при этом пару бутылок, и принялась, извиваясь, раздеваться. При этом она задорно напевала:

Когда на ней не осталось ничего, кроме узеньких кружевных трусиков, какой-то мужчина стащил её со стола, завернул в блестящую ткань и куда-то утащил. Раздался свист и возгласы разочарования. Кто-то закричал: «Поставь бабу на место». Мужчина не послушался.

– Кто этот мужик? – спросил Наполеонов.

– Именинник.

– Поломал гостям кайф, – хмыкнул Наполеонов.

– Ага, – согласился Аветик, – но благодаря камерам мы знаем, что Трифонова из ресторана не отлучалась.

– Ты всё просмотрел?

– Всё, – кивнул Григорян, – но там больше ничего интересного нет.

– В смысле?

– Другие гости, конечно, тоже зажигали, но всем им далеко до вдовы.

– Тогда она ещё не знала, что стала вдовой. Кстати, надо позвонить Шахназарову и узнать, когда наступила смерть Трифонова. – Наполеонов посмотрел на часы и сказал: – Отложим все остальные мероприятия на завтра. Идите все по домам.

Оперативники не заставили себя уговаривать. Ночью хлынул ливень. Гроза так сверкала и грохотала, точно намеревалась вытрясти из туч весь накопившийся в них запас влаги. Шура спал с приоткрытым окном, даже несмотря на то что дождевая вода попадала на подоконник и стекала на пол. Ночью в комнату сына пришла Софья Марковна и уложила на пол мягкие впитывающие тряпки, чтобы вода не растеклась по всей комнате.

Шум дождя Наполеонова не беспокоил, скорее, наоборот, успокаивал, а то, что ночью в его комнату заходила мать, он даже не услышал. Зато проснулся он полностью отдохнувшим и почувствовал, что готов к трудовым подвигам. За завтраком он мысленно составлял планы на сегодняшний день.

– Шура, ты хотя бы время от времени смотрел на тарелку, – сказала Софья Марковна.

– Спасибо, ма, – отозвался он, – всё очень вкусно.

– И лягушка тоже? – спросила Наполеонова, пряча улыбку.

– Какая лягушка? – вытаращил глаза Шура.

– Которая ква, – невозмутимо ответила Софья Марковна.

– Ты что, в АШАНе эту гадость купила? – испуганно спросил Шура и уставился на свою тарелку.

– Почему же сразу гадость? – небрежно проговорила мать. – Французам нравится. А они признанные во всём мире гурманы.

– Гурманы они! Язык Эзопа! – выругался Шура и хотел встать со стула.

– Сиди уж, – махнула Софья Марковна, – пошутила я.

– Точно? – недоверчиво спросил он.

– Зуб даю! – усмехнулась она.

– Ну и шуточки у тебя, ма! У меня чуть живот не свело.

– А ты смотри во время еды на тарелку и будешь знать, что ешь.

– Угу, – согласился Шура, отправляя в рот последние кусочки и примеряясь взглядом к плюшке с маком. – Ма, я ватрушку хочу с малиновым вареньем.

– Испеку, – пообещала Софья Марковна.

Выйдя на улицу, Наполеонов отправился к гаражу, чтобы вывести свою белую «Ладу Калину». Про себя он отметил, что с удовольствием прошёлся бы до работы пешком. Прохладный свежий воздух вобрал в себя ароматы всех цветущих в это время растений, начиная от сирени, черёмухи, плодовых деревьев и заканчивая многочисленными цветами. Одним словом, благодать! И ничего не напоминало о вчерашнем пекле.

«Надо бы вечером матери цветы купить», – подумал Шура и вспомнил, что Софья Марковна обожает белые и розовые пионы. Ему самому они тоже нравились, потому что напоминали зефир, к которому он был неравнодушен с детских лет.