Алексей Ефимов - Черная синица

Она села за стол. Открыла ноутбук.

Ввела пароль из двенадцати символов.

Охота продолжается.

Когда она вышла из офиса в половине десятого, душный стамбульский вечер встретил ее за порогом.

Черной машины не было в зоне видимости. Мавр сделал свое дело – мавр может уходить, да, мистер Черная майка?

Подъехало такси.

Еще раз оглядевшись по сторонам, она села в машину. День был длинный и плодотворный. Завтра она задаст первые вопросы Мехмету, и эти вопросы ему не понравятся.

Что она чувствует?

Предвкушение. Азарт. Опасность. Ее любимое состояние, ее наркотик, обезболивающее, то, что наполняет смыслами-симулякрами вакуум ее бытия. Чтобы жить с пустотой внутри, нужно чем-то себя занять. Она как акула, которая всегда в движении: остановишься – сразу пойдешь ко дну, в темные воды бездны, поэтому нельзя останавливаться. Вперед, вперед, всегда вперед.

Получится ли у Димы? Смартфон – зеркало человека. Покажи мне свой смартфон, и я скажу, кто ты. Идеальный преступник не будет хранить в телефоне компрометирующие материалы, но люди не идеальны. Они оставляют следы. Они теряют бдительность. Они люди, одним словом.

Оглянувшись, она увидела сзади черный Renault.

Через несколько минут снова оглянулась.

Все тот же черный Renault.

Это ты, Черная майка? Или твой напарник?

На этот раз она не стала останавливаться на Галатском мосту, а вышла на набережной и пошла прежней дорогой.

Город готовился к ночи. Почти все было закрыто, почти никого не было на улицах.

За ней шел Черная майка. Он держался на расстоянии, метрах в сорока от нее, за спинами редких прохожих, но она видела его, а когда не видела – чувствовала. Это было сродни ожиданию удара ножом меж лопаток. С них станется, с Горшковых да Йылмазов, и она не может сказать, что ей не страшно. Страшно. Но страх пробуждает силу. Напитываясь им, демоны требуют большего, и она даст им это, не может не дать, сейчас они главные.

Свернув в узкий переулок, где не было ни души, она прошла около пятидесяти метров и свернула еще раз. Здесь был тупик, темный глухой аппендикс с мусорными баками, изнанка какого-то отеля. Камер нет. Запах гниющего мусора смешивается с кухонными выхлопами. Дыхание частое и глубокое. В одной руке – нож, кисть другой сжата в кулак. Она считает про себя, вслушиваясь в тишину. Примерно тридцать секунд. Каждая из них долгая, тягучая, тяжелая – как возле черной дыры, где время замедляется по закону Эйнштейна.

Послышались шаги. Это Черная майка. Он не бежит, но быстро идет, взволнованный тем, что объект слежки пропал из виду.

Вот и он.

Поворачивает за угол, к ней.

Раз! – Она бьет его в шею.

Два! – Ногой в пах.

Три! – Бросается на него и обхватывает рукой его шею. Нож жалит кожу у сонной артерии, в двух-трех сантиметрах от смерти.

Тонкая струйка крови течет по коже, напитывая шов майки.

– Дернешься – умрешь, – говорит она. – Русский?

Черная майка не может дышать. Не может сказать ни слова. Она чувствует его страх и его поджарое тело в своих руках. Он сильный, но она сильнее, у нее есть нож. Возможно, у него тоже есть нож, но он знает, что не успеет ударить ее – она нажмет, и через несколько секунд он умрет.

Она дает ему время для двух-трех вдохов-выдохов.

– Вы мне шею проткнете, – хрипит наконец он. – Не давите так.

– Уже проткнула. Чувствуешь, как течет кровь? Нравится быть шпионом?

– Вероника, я не шпион. Меня прислал Буров, вас охранять.

Не испытывая доверия к Черной майке, она, тем не менее, ослабила нажим:

– Есть номер Бурова?

– Да.

– Звони по громкой связи. Только медленно бери телефон, не дергайся, а то вдруг правда ненароком проткну сонную артерию.

– Я Олег. Очень приятно.

Вынув телефон из кармана, он поднял его на уровень глаз и набрал номер. Включил громкую связь.

– Олег, что случилось? – тяжелый властный голос Бурова, не без ноток беспокойства, раздался в тиши мусорного аппендикса.

– Григорий Валентинович, добрый вечер. Извините, пожалуйста, за беспокойство. Вы не могли бы подтвердить Веронике, что я здесь для ее безопасности?

– Спалился? – Буров рассмеялся недобрым свинцовым смехом. – Яйца на месте или уже в Босфоре?

– На месте, Григорий Валентинович.

– Повезло, значит. Я тебя предупреждал, чтоб был аккуратней. Не поверю, что ты цел и невредим.

– У меня дырка в шее, а так все в порядке.

– Вероника, извините, пожалуйста. – Буров обратился к Нике. – Я сделал это из лучших побуждений.