Мария Воронова: Угол атаки

Ян представил себя лет через двадцать хозяином просторного кабинета со сводчатыми окнами. Вот он в накрахмаленном до хруста двубортном халате проводит занятие с курсантами, вот оперирует, вот ведет прием… А потом садится в черную «Волгу» и едет домой на улицу Салтыкова-Щедрина (ему всегда хотелось жить там в доме с эркерами и огромным фонарем в арке, ведущей во внутренний дворик).

Заодно представил, что женился на сегодняшней девушке и она ждет его дома среди всякой красоты и почему-то в шелковом кимоно. Наверное, у них есть дети, но они уже взрослые и выпорхнули из родительского гнезда. Может, сын в военном училище, а дочка замужем. Естественно, за хорошим человеком. А может, еще маленькая, живет с ними и просит собаку, и он соглашается, хотя и знает, что кормить и гулять придется самому, несмотря на все клятвы дочери.

Вот такая жизнь ждет его, успех и полная чаша, и нечего думать о каких-то досадных мелочах, как ты не думаешь о крохотном камешке в ботинке, догоняя уходящий поезд. Успеешь вытряхнуть, когда вскочишь в свой вагон и займешь свое место.

Иван Леонидов готовился к неприятному, но необходимому разговору, ибо прав отец – если промолчать, то бог знает сколько еще проходишь во вторых пилотах. У него формально высшее образование, обучение он прошел, налет часов достаточный, все есть, чтобы стать командиром воздушного судна, а карьера тормозится по прихоти старикашки, который то ли просто вредничает, то ли до пенсии хочет пролетать с надежным вторым. Конечно, Лев Михайлович Зайцев по прозвищу Трижды Зверь для пилота древнее древнего, и весь коллектив, затаив дыхание, ждет, когда он наконец не пройдет медкомиссию, но год за годом Зверь преодолевает этот барьер с завидной легкостью и остается в левом командирском кресле. Вот уж действительно отсыпал Бог здоровья – лопатой не убьешь. И давать дорогу молодым он явно не собирается, только беда в том, что и Леонидов из комсомольского возраста давно вышел. Еще пару лет, и вводить его командиром уже будет нецелесообразно. Что тогда? Бесславный закат, вот что. Есть вторые, которых все устраивает, летают, и ладно, но он, сын Героя Советского Союза Николая Леонидова, просто не имеет права довольствоваться малым и убаюкивать себя, принимая поражение за победу. Вчера отец рассказал, что вопрос о вводе Ивана командиром практически решен, единственная загвоздка в том, что Зайцев не дает рекомендацию, а его мнение в аэрофлоте имеет вес. «Я, конечно, буду работать над этим, – сказал отец, – но для начала ты сам с ним поговори, выясни, чем он недоволен, и поработай над собой. В конце концов, Лев Михайлович человек опытный и здравомыслящий, а я хочу по-настоящему гордиться своим сыном и быть уверенным, что он занимает высокий пост благодаря своим достижениям, а не по блату».

Иван собирался поговорить с Зайцевым вчера после рейса, но тот стремительно скрылся в командирском номере профилактория и не выходил на связь до самого утра. Для очистки совести Иван немножко послонялся под его дверью, но решил, что нарушать отдых пожилого человека – порядочное свинство, и лег спать, скорее довольный, чем раздосадованный отсрочкой. Утром он решил, что в предполетных хлопотах окошка точно не найдется, и воспрянул духом, что тяжелый разговор откладывается до следующей смены, но наземные службы аэропорта работали как швейцарские часы, и Леонидов, фантастически быстро пройдя медосмотр, метеорологов и службу организации перевозок, со всеми документами на рейс оказался в штурманской комнате на двадцать минут раньше срока. Лев Михайлович уже был там, пил кофе из бумажного стаканчика и читал вчерашнюю «Правду». Иван немного подождал, но штурман с бортинженером не торопились, видно, разговорились с приятелями. Повода промолчать, к сожалению, не нашлось.

– Разрешите обратиться?

– Слушаю тебя.

Дипломатия никогда не была сильной стороной Ивана, поэтому он сразу рубанул:

– Лев Михайлович, а почему вы не дали мне рекомендацию?

– Доложили-таки?

– Не в этом суть. Почему? Я хороший летчик, вы это знаете.

Зайцев кивнул, аккуратно сложил газету и молча уставился на Ивана из-под густых седых бровей. Леонидов поежился, но продолжал:

– Нареканий к моей работе нет, а что стаж маленький, так, простите, у меня восемь лет в морской авиации, и там я тоже был далеко не последний.

– Да?

– Да, Лев Михайлович! Любой вам скажет, что я летал отлично и опыт приобрел, знаете ли… Не в обиду гражданским пилотам будь сказано… И из штопора выводил, и на воду садился, и на лед.