Яна Темиз - Призраки балета

Чем хуже – тем лучше: мы все это преодолели, мы смогли, мы победили, хвалите нас! Завтра нам опять к станку, за экзерсис, нам нельзя расслабляться и терять форму, нам скоро опять на сцену, нас ждет все то же: репетиции, ссоры, примерки, спешка, распределение ролей.

Но сегодня – наш вечер, потому что все получилось.

Не хочется смывать грим и снимать костюмы, превращаться из волшебников в обыкновенных людей, пусть хоть так продлится это короткое счастливое мгновение.

Фойе шумело и поздравляло своих героев.

И героинь: отдышавшиеся сестры, надевшие заранее продуманные вечерние платья – черное и белое, как же иначе! – собирали комплименты и раздавали автографы и улыбки. Это их звездный час – сияли глаза, сверкали блестки замысловатых причесок и грима, вспыхивали вокруг фотокамеры, звенели возбужденные голоса, чокались бокалы, шуршали и переливались многочисленные букеты. Одиллия больше не бросала белых роз – она держала их красиво и продуманно.

И вот снова распахивается высокая, ведущая за кулисы резная дверь – и толпа расступается, встречая и обступая других персонажей. Сейчас неважно, солист ты или самый незаметный лебедь из последнего ряда, виртуоз-шут или немолодая, лишь сидящая с прямой спиной на троне королева-мать, сейчас успех уравнивает всех, и принц дружески чокается с подносящим ему на сцене кубок слугой, а колдун с крылом на одном рукаве добродушно веселит придворных дам.

Никому нет дела до печального призрака, улыбающегося среди черного крепа: призраки не должны тревожить нас в такие минуты, мы, конечно, помним о них, но жизнь есть жизнь…

Почти как черный акт с его блеском и позабытой всеми Одеттой: жизнь продолжается, думал, наблюдая за всеобщей эйфорией, Кемаль, призраки только мешают. Все рассчитывают избавиться от них, откупиться цветами и черной драпировкой: твое место теперь здесь, ты свое отыграла, а мы еще живы.

– Как это по-латыни? – шепнул он на ухо Айше. – Vita brevis, ars… чего-то там… вечно, да?

– Да, – кивнула она. Айше было неловко на этом фуршете: давай уйдем, говорила она, это неудобно, кто мы им? Разве мы имеем право здесь присутствовать?

– А убивать, по-твоему, удобно?! – тихо и сердито ответил Кемаль. – Если бы я находился только там, где имею право и куда меня официально пригласили, я бы ни одного дела не раскрыл.

– То есть ты все-таки думаешь, что он?..

– Не знаю я! – честно признался Кемаль. – Столько вожусь со всем этим, а ничего не понимаю. Второе убийство меня с толку сбивает, понимаешь? Не могу отделаться от мысли, что нам его нарочно подсунули. Короче, мы остаемся, возьми бокал и пойдем поздравим их, что ли! Вон и Лиза там, поможет!

Лиза помогала Гинтарасу сражаться с журналистами. Некоторые из них сносно говорили по-английски, но знаменитый хореограф все равно не успевал отвечать всем, и Лиза, как умела, выполняла обязанности пресс-секретаря.

Неожиданно общий гул усилился, толпа расступилась, пропуская идущего от входной двери Шевкета. Он проводил мэра до машины и теперь, сменив официальную улыбку на вполне дружелюбную, вернулся к своим подданным, вместе с которыми мог наконец-то спокойно отпраздновать победу. И настроение короля тотчас же передалось всем присутствующим, разговоры стали громче и свободнее, бокалы зазвенели веселее и чаще, а если кому-то, как озабоченному убийством Кемалю, и приходила в голову мысль о неуместности подобного торжества, то внешне это никак не проявлялось.

Довольные солистки бросились к Шевкету и, подхватив его с обеих сторон под руки, принялись позировать фотографам. Вездесущий Эльдар что-то шептал на ухо нарядной Мельтем, и она внимала ему без всякого неудовольствия, которое Кемаль подметил в ее отношении к старику. Пошептавшись, они тоже влились в кружок приближенных главного хореографа.

– Ну что, деточка, рада? – по-отечески потрепав по щечке раскрасневшуюся Одиллию, проговорил Эльдар. Он, видимо, понимал, что сейчас его слова будут услышаны всеми, и неторопливо, с удовольствием и важностью выговаривал их. – Ничего, неплохо справилась. После четырнадцатого повело тебя, конечно, по диагонали… точку теряешь, но ничего, какие твои годы! Ты Нелечку попроси, она и двойные крутила, и без рук, и с переменой точки! Она тебя за два месяца эти поднатаскает. Для местной публики и так сойдет, это понятно, но мы-то знаем, правильно?

– Конечно, учитель, – скромно потупила глазки коварная Одиллия, – я обязательно буду работать.