Сабина Тислер - Забирая дыхание

Сузанна сглотнула. Еще никогда ни один арестованный не отвечал таким образом и таким тоном.

— Кроме того, вы изнасиловали, душили и чуть не убили гражданина Италии Джанни Нери в своей квартире в Тоскане.

— Да. Я подумал, что он мертв. Я сожалею, что ему так долго пришлось лежать там, пока его нашли.

— Вы сознаетесь в совершении данных преступлений?

— Да.

— И вы готовы подписать признание?

— Разумеется. Хотя вы кое-что упустили.

Сузанна не верила собственным ушам.

— А именно?

— На круизном корабле «Дойчланд» посреди Атлантики я выбросил мужчину за борт. Не может быть, чтобы он выжил. Помнится, он был врачом, но его фамилии я не знаю.

— Зачем вы это сделали?

— Просто так. Он мне мешал.

Сузанна была потрясена его хладнокровием.

— Вы хотите привлечь к участию в процессе своего адвоката?

Матиас улыбнулся:

— Позже. Пока это не нужно.

У Сузанны возникло ощущение, что она допустила какую-то ошибку. Не прошло и пяти минут, как разговор, на который она отвела два часа, уже закончился. Она посмотрела на коллег, но те ни в коей мере не были смущены, наоборот — торжествующе улыбались.

— Сейчас мы распечатаем протокол и дадим его вам на подпись.

— Извините, но это еще не все.

Сузанна вспыхнула:

— Я слушаю.

— Я совершил еще одно убийство, о котором вы не упомянули, а это, как я считаю, достойно сожаления. Однако, возможно, причиной является то, что данное убийство было атипичным и не соответствовало моему индивидуальному почерку.

Сузанну бросило в жар. Теперь он демонстрировал, кто здесь главный.

— О чем речь?

— Я ударил сковородкой шеф-повара ресторана «Раутманнс» господина Клеменса Маевски так, что он потерял сознание, после чего зажарил его в автоматической печи.

У присутствующих отнялась речь. Естественно, Сузанна слышала о необычном, отвратительном убийстве в кухне берлинского ресторана, но никто не догадался связать его с убийствами гомосексуалистов.

— В тот вечер я довольно подробно и долго беседовал с Маевски. Мы выпили по пиву, и у нас возникли очень острые разногласия. Бокалы, наверное, уже заметили и исследовали ваши трасологи. На одном из них найдется моя, к этому времени вам уже хорошо известная, ДНК. Я был с Маевски в кухне, и я был последним. Повара уже ушли.

Все молчали.

Матиас сделал вид, что задумался.

— Да, мне кажется, это все, — сказал он медленно. — Если я припомню что-нибудь еще, то обязательно вам сообщу.

Немного погодя он снова оказался в своей камере, расслабился и стал думать о том, что произошло.

Он вспомнил мать, красивую, элегантную Генриетту, и ее прекрасную смерть, которая была чем-то совершенно особенным.

Это была его маленькая драгоценная тайна, которую он навсегда сохранит для себя.

Благодаря своему признанию он снял обвинения с сына и снова завоевал его любовь. Ему было все равно, через сколько лет он выйдет из тюрьмы. Алекс будет его ждать, чтобы с благодарностью обнять.

А этот миг того стоил.

Постепенно в камере стало темно. Большинство заключенных сейчас сидели перед телевизором. Матиас лежал на койке, смотрел на голый потолок и не сомневался, что настоящее счастье заключается в том, чтобы быть единственным в своем роде.

Ему не в чем было себя упрекнуть, он все в своей жизни сделал правильно.

Это было хорошее чувство.

Было десятое декабря две тысячи десятого года, и Берлин был завален снегом. Приглушенные звуки города действовали успокаивающе. Этим вечером было особенно тихо. На улицах почти не было машин, а снег шел не переставая.

До супермаркета Алекс обычно добирался минут за двадцать, когда спешил — за пятнадцать, но сегодня шел очень медленно. Куртка на нем была слишком тонкая, левый боковой шов на ней разошелся, и ветер, который, к несчастью, дул с этой стороны, пробирал насквозь. Его ботинки промокли, носки стали влажными, и он сильно замерз. На нем даже не было шапки, потому что ту единственную, которая у него была, он не нашел.

Но сейчас ему было все равно. Засунув руки поглубже в карманы куртки, он брел по снегу.

Сегодня, ровно день в день, исполнилось полгода, как был вынесен приговор его отцу. Алекс присутствовал на каждом заседании и удивлялся постоянной нежной улыбке на лице Матиаса — что бы ни говорили свидетели, эксперты, адвокат или прокурор. Он с улыбкой выслушивал подробности убийств, с улыбкой узнавал, кем были его жертвы и как они жили, с улыбкой отвечал на вопросы, с улыбкой выслушал заявление прокуратуры и речь своего защитника и точно так же, улыбаясь, принял к сведению приговор: «Пожизненное заключение с последующим содержанием в заключении после отбытия наказания».